Машина медленно и плавно скользила по заснеженным улицам города. Был уже поздний вечер и несмотря на то, что на дворе конец марта, всю неделю шел снег, смешанный с градом. На душе было паршиво и как-то пусто. Свет фар лишь на миг вылавливал силуэты фонарей, домов и случайных прохожих, чтобы они тут же снова погрузились во мрак.
Я включил радио - все же лучше, чем полнейшая тишина, разгоняемая лишь легким урчанием мотора. Хотя в кожаном салоне и было уютно, особенно по сравнению с вечерним холодом, царящим снаружи, хотелось побыстрее добраться домой под горячий душ и лечь спать...до трех, а может и четырех часов дня, а потом заказать еды и смотаться в какой-нибудь модный клуб или на вечеринку с друзьями. Хотя, даже это в последнее время стало надоедать - все настолько предсказуемо...Я лениво потянулся и плавно затормозил у светофора. Надо бы в универ на неделе заскочить, а то преподы наверное вообще забыли, как я выгляжу. Тем более, что скоро сессия и надо бы заодно пару конвертов приготовить. Хмыкаю, меня всегда смешили кретины, которые что-то зубрят, учатся, готовятся, все ведь так просто. А какие у них лица, когда стоят у вывешенных результатов и хмурятся на тройку или четверку, а у меня всегда сплошные зачеты и пятерки, хоть и показываюсь в универе от силы раз в два месяца.
Мобильный трелью завибрировал на соседнем сидении.
- Хай, Димон!
- Привет, Пашка! Че надо?
- А ты сейчас где?
- На подходе к дому...
- Ты же тока с клуба, поди бухой в жопу!
- Ну и? Так чего звонишь? Если уж на то пошло, то и треп по телефону за рулем не приветствуется...
Пашка гоготнул.
- Ну ты смотри, а то я твою задницу отмазывать у ментов, как в прошлый раз, не буду.
- А на что еще нужны друзья?
- Угу, я то звонил, думал ты меня домой подбросишь, а ты сам бухой...
- Ну, завтра я в твоем распоряжении.
- До завтра еще дожить надо, как говорит моя мама...
- Ты хотел сказать, опохмелиться?...
- А как у вас с Галкой?
-...
- Ну, рыжая такая...на днюхе у Валерки на тебе все висла и выменем как корова трясла...
- Эта дура? Да я ее не видел больше... заебала до потери пульса...
- Беспорядочные связи?
- ...сплошные бл*ди.
Закончил я.
- Макс, подожи!!!...Ну ладно, тут вот Максика подловил - кажись до дому подбросит... Тогда до вечера. Я те наберу...
- Давай.
Затормозил у подъезда. Блядь, темнотища и скользко то как! Нос тут же защипал от холода и засаднило в горле. Ну и холодрыга! Еще раз поскользнувшись и чертыхнувшись себе под нос, я направился к дверям подъезда. Еще этот долбанный код набирать... Пальто на мне хоть и было модное, но нисколечки не теплое, да и шарф сполз и болтался на шее совсем не грея. Достал мобильный из кармана и посветил на замок. Медленно, заледенелыми пальцами начал набирать код. Как на зло, ни одного горящего окна, даже фонари не давали сколько-нибудь света - их желтоватое свечение было больше похоже на луну и совсем не рассеивало сумрак. Такое ощущение, как-будто все вымерло и только я один на целом свете...А что, было бы не плохо, по крайней мере хоть какое-то разнообразие. И тут до меня донесся громкий чих. В теперешних условиях, звук прозвучал подобно выстрелу и заставил меня обернуться. Было слишком темно, чтобы я мог хоть что-нибудь разглядеть, но чих повторился и я наконец остановил свой взгляд на соседней скамейке, где лежал какой-то человек. Бомж, наверное...Развернувшись обратно, я стал шарить в карманах плаща в поисках ключей, но их там не оказалось. Блядь, наверное выронил, пока тут скользил по этому долбанному асфальту.
С мыслью о том, что это, пожалуй, самый гребанный вечер за всю последнюю неделю, я начал медленно ходить вокруг подъезда и светить себе мобильным в поисках злополучных ключей...Витиеватые ругательства, сказанные под нос, давали лишь маленькую толику облегчения. Блииин...
- Это ваше?
Голос был настолько хриплым, что сначала я подумал, что мне показалось. Поднял глаза и увидел паренька, в протянутой руке которого тускло поблескивал металл ключей и позолоченный брелок с машинкой из универмага Хэрродс.
- Пасиб.
Я протянул руку и взял ключи. Пальцы лишь на мгновение соприкоснулись с чужой рукой, но она была настолько ледяной, что меня пробрал еще больший холод и я поплотнее запахнул пальто. Парень чуть улыбнулся и пошел к скамейке.
- Так это ты там чихал?
Вздрогнул, обернулся.
- Д...а.
- И чего ты там делаешь?
Его голос был совсем хриплым и мне приходилось прислушиваться, чтобы понять, что он говорит.
- Лежу.
- Логично. У тебя что, дома нет?
- Нет.
Я слегка опешил. Он что, завтра трупом хочет стать?
- Давай за мной...
В который раз за этот вечер, или уже ночь, я повернулся к двери и попытался попасть ключом в дверь. С третьей попытки мне это удалось и я бросил взгляд через плечо - парень все так же в нерешительности стоял на прежнем месте.
- Тебе что, специальное приглашение нужно?
- Н...нет.
И он медленно направился ко мне, как одеревенелая статуя. В подъезде было тепло и дышать стало легче. Когда мы зашли в лифт и я нажал 16 этаж, то до меня доперло, какую глупость я сморозил - видно, что от мороза и некоего количества спиртного, мозги совсем отключились. На кой х*й, скажите мне, я тащу этого бомжару к себе домой? Мало ли, наркоман какой или сопрет что-нибудь? Тем более, даже в детстве у меня не было привычки подбирать уличных животных...еще ведь запачкает что-нибудь... При этой мысли я покосился на парня, благо освещение лифта давало возможность хорошенько его разглядеть, хоть и слегка резало глаза после темноты улицы. Хм, обыкновенный - темно-русые, слегка вьющиеся волосы, слишком длинные для пацана ресницы, маленький вздернутый носик и обветренные губы...ну даже у Ирки после закачки силикона, и то были меньше...Ладно, может и был бы симпатичным, если бы не болезненная худоба и бледность - даже тонюсенькая спортивная курточка и потертые джинсы на нем висели, как на пугале. Пара ссадин на скулах, синяк на виске... в общем, полная картина беспризорника 17-18 лет.
- Дима.
Глаза распахнулись и какое-то время он непонимающе на меня таращился, а потом понял, кивнул и произнес:
- Саша.
Фу, цвет глаз как у рыбы... или куклы - бесцветный...
- Имя как у девчонки.
Раздражение на него, а еще большее на себя, стало накатывать все возрастающей лавиной. На кой черт я его вообще тащу к себе домой?!
- Раздевайся.
- Угу.
Как был в обуви, я прошел в комнату, уже там скинул всю одежду и пошел в душ. Пусть делает, что хочет - мне пофиг. Минут через пятнадцать, выйдя после горячего душа, я достал чистые джинсы и футболку. Настроение немного поднялось, хотя до сих пор где-то в сознании раздражающим молоточком билась мысль о нежеланном госте. Дам-ка я ему денег и пусть мотает на все четыре стороны. Я и так сегодня слишком щедрый.
С такими мыслями я вышел в коридор и замер. Парень стоял на том же месте, где я его оставил пол часа обратно. Он остался в голубой бетловке, на которой посередине белыми буквами виднелась полустертая надпись "Angel". Детский сад какой-то...
- Ты чего здесь стоишь?
Опять этот затуманенный взгляд и опять раздражение.
- Ум...
- Ты че, заснул?
Ну только психа мне и не хватало. Капец полный!
- Чай будешь?
И не дожидаясь ответа, я пошел на кухню. Поставил чайник и полез в холодильник, откуда выудил пиццу.
Сзади раздался легкий шорох и я обернулся.
- Пицца сойдет? Слушай, или отвечай нормально или ночевать пойдешь на улицу!
- Угу.
Теперь уже не сонное, а испуганное.
- Короче, я засунул пиццу в микроволновку - через 5 минут достанешь. Чай горячий, сам нальешь. Справа по коридору есть комната - там примешь душ и найдешь шмотки, в которые можешь переодеться...
Последнюю фразу я кричал уже со своей комнаты, роясь в шкафу и выуживая оттуда пару рубашек, которые я давно уже не носил и просто забывал выбросить - ему сойдет. Тут же откопал джинсы, на которых на правом кармане было небольшое пятно от сигаретного пепла. Однако, я сегодня добрый, хотя благотворительность утомляет. Пошел и скидал все это в соседнюю комнату на кровать, запер входную дверь на код, чтобы этот сопляк еще не смотался, прихватив что-нибудь на память. Постоял в раздумьях пару секунд у двери, потом решил не запирать и бухнулся на кровать. Мдааа, поганый сегодня день выдался...Поворочался минут пять и уснул, перед этим еще раз десять обозвав себя идиотом.


***

Не скажу, что в моей жизни с появлением Саши что-то сильно изменилось...все шло по прежнему...ну или почти, по крайней мере мне так хотелось думать. Постепенно на улице становилось все теплее и уже можно было верить календарю, который показывал 7 апреля.
Вечером отец приглашал к себе на ужин, поэтому я уже с утра предыдущего дня стал готовиться...в смысле, встал пораньше - часа в два дня, и весь вечер старательно посылал всех своих приятелей, что предлагали потусить, и сбрасывал звонки. И вот двенадцать часов дня, а я уже бодрствую...мысленно, потому что еще даже не встал с кровати. Будильника, как оказалось, у меня в хозяйстве не обнаружилось, а мобильный пришлой вообще отключить в целях избавления от особо приставучих особей, таких как Пашка, которые ну никак не хотели отставать. Пришлось пригрозить, что утоплю его вместе с телефоном в ближайшем сливном бачке, перед этим заснув поплавок в его самое 'больное место', если он не отвянет. Подействовало ненадолго...зато минут десять была полная тишина, не прерываемая мелодией мобильника.
Валяться дальше не было смысла, поэтому я босиком пошел на кухню, мечтая о том, как оторвусь уже завтра вечером. В квартире была абсолютная тишина, впрочем я привык, что присутствие моего 'соседа' почти, если не сказать совсем, не ощущалось. Только неизвестно откуда появлялся завтрак, обед и ужин, а также исчезнувшая однажды пыль никак не хотела больше возвращаться. Уборщица, приходившая раза два в неделю, подобрела и больше не просила прибавки к жалованью. Ну а меня тоже все устраивало.
И вот, когда я возвращался назад из кухни, то услышал шум воды за дверью ванной и просто так, от нечего делать, решил заглянуть внутрь...Хм, картина представшая моему взору была настолько забавной, что я лишний раз подумал о том, что хоть небольшое разнообразие да и появилось в моей жизни.
Саша, весь в пене, сидел в ванной, залитой до краев водой, зажмурив глаза и смешно сморщив нос. Видимо моего присутствия он не заметил из-за шума льющийся воды. Я облокотился о стиральную машину и с интересом стал наблюдать за повадками этого странного и смешного существа. Саша тем временем выключил воду и полез за мылом, а я в который раз поразился какой он худющий - только кожа да кости. А еще очень бледный - кожа цвета глянцевой бумаги, даже как то странно, что у человека может быть такой странный цвет кожи. Пока я размышлял над - ошибкой ли? - природы, послышался легкий всплеск, судя по которому мыло теперь плавало где-то в глубинах ванной на самом дне. И что дальше?
А дальше начались поиски все того же мыла, на четвереньках по всему периметру ванной. И сколько этому ребенку лет? Прошло минуты три, а я уже изучил белоснежный потолок вдоль и поперек, и наконец опустил взгляд вниз. Судя по всему, злополучное коварное мыло обнаружено не было, потому что Саша, сморщившись еще сильнее, наверное у него щипали глаза, полез наощупь к нижней крайней полочке, на которой стояло несколько видов гелей для душа. Видно было, что он робел и совсем не торопился брать бутылочку, но потом, переборов свое смущение, схватил первую наугад - обыкновенное жидкое мыло для рук с запахом черного винограда. И вот когда я уже собирался незаметно выскользнуть за дверь, то услышал легкое шкрябание - это недоразумение пыталось открыть крышку, которая, судя по всему, была слишком сильно закручена. Он хотел поддеть ее ногтем, но ничего не получалось. Даже от усилий покраснел слегка. ВСЕ! Это было последней каплей и я, наклонившись к самому его лицу, отчетливо произнес:
- Помочь?
Реакции я дождался весьма бурной - Саша ойкнул...распахнул глаза...всхлипнул...обратно зажмурился...и попытался уйти под воду. Я выхватил у него из рук бутылочку с мылом, но крышечка уже была открыта, а рядом со мной в пене плавал помидор. Я потянулся, сорвал с крючка полотенце и подал ему. Бульк. Он быстро вытер лицо и протянул его обратно, но я заметил на левой руке на большом пальце маленькую капельку крови и содранную кожу. Наверное поранился, когда открывал мыло.
- Щиплет?
Я взял его руку и легонько подул на место 'происшествия'. Он жалобно пискнул и всхлипнул. Пришлось лезть в аптечку и выуживать оттуда пластырь.
- Спасибо.
Опять это чувство...он такой маленький и жалкий...оставалось удивляться, как вообще справляется со всей работой по дому, ведь при мне это самое беспомощное существо на всем белом свете.
Все то время, пока я заклеивал лейкопластырем ранку, Саша сидел молча, опустив голову и разглядывая белоснежную блестящую пену.
- Я...я думал, что ты спишь...Сейчас приготовлю завтрак...
Я внимательно посмотрел в его лицо - мысль, пришедшая мне в голову, поражала своей простотой и очевидностью. А ведь я о нем ничего не знаю! Сколько ему лет, ходит ли он в школу или ходил, почему мерз в тот вечер на улице...ровным счетом ничего! А было ли мне до этого хоть малейшее дело? Если честно, то нет. Почему? Может потому, что просто неинтересно. Ну а что дальше, ведь не будет же он у меня жить вечно...или слишком долго, чтобы мне захотелось узнать о нем побольше...Всего лишь нелепый случай в моей жизни, который пройдет, пройдет очень скоро и больше ничего......
Кажется я настолько задумался, что не заметил, как таращусь на Сашу, а он округлил глаза и смотрел на меня так, будто я раздумываю топить ли его или нет.
- Извини, пожалуйста! Я просто думал, что ты будешь спать, но завтрак сейчас будет готов...а гель для душа я взял...у меня мыло упало, если тебе неприятно, то я больше не буду...
Взгляд скользнул по жидкому мылу на краю ванной, на котором большими буквами было написано: 'Для рук' и я усмехнулся. Жалкий...как он вообще до этого жил?
А потом развернулся и молча вышел из ванной, наполненной тошнотворно сладким запахом винограда, потому что внутри волной стало подниматься раздражение, а у меня еще целый день впереди и нелегкий вечер в компании отца и его новой безликой до отвращения бабы. Вернувшись в комнату, я натянул джинсы и свитер, взял ключи от машины и уже в лифте посмотрел на дисплей мобильного, где высвечивалось 7 принятых сообщений и 15 пропущенных звонков. Позавтракаю в ресторане.

***

Следующим вечером мы с приятелями во всю тусили в баре. Мне в этот раз особенно сильно сорвало крышу - сказывался ужин, проведенный в обществе отца и его новой "герл-френд". Чтобы смыть неприятный горький осадок и какую-то странную пустоту, пришлось влить в себя несколько коктейлей без разбору, а потом пошли и более крепкие напитки, так что к трем часам утра я уже перепробовал почти всю карту алкогольных напитков бара.
Потом самые стойкие решили продолжить веселье у меня дома, поэтому час спустя, под всеобщее улюлюканье и гоготание, я ковырял ключом замок на двери подъезда. Ввалились в квартиру мы одной сплошной кучей, попутно цепляясь за все, что находилось на пути нашего маршрута.
Бухнувшись в кресло, я позволил Пашке хозяйничать в холодильнике, а сам прикрыл глаза и хотя бы на пару секунд попытался отключиться от окружающей реальности. Навалилась странная усталость и уже в полудреме я прислушивался к приглушенным голосам и смеху.
- Дим, ты еще с нами?
Максим подошел и легко опустился на подлокотник кресла.
- Уже нет...
- Там Пашка на кухне настоящий погром устроил...Смотри, а то потом ни то что вилку, холодильник не найдешь...
- Ви омо мне?
В комнату вплыло то, что мы как раз и вспоминали. Пашка ступал очень осторожно, пытаясь двумя руками удержать чипсы, тарелки с бутербродами, бутылки и штопор, зажатый в зубах.
- Там мы, между прочем, одного хироу потеряли - где-то между входной дверью и ковриком для ног...
Кивнув головой в сторону прихожей, он взял две бутылки и плюхнулся ко мне на колени, протягивая одну из них.
- Сори, Дим, но я уже в космосе...
- А мне?
- У нас самооб...епт...сейчас, само-об-слу-жива-ние! - закончил Пашка по слогам под общие вялые аплодисменты.
Я взял бутылку и отпил пару глотков, так как пить хотелось просто ужасно, а на Пашку, нагло елозившегося на моих коленях, постарался не обращать внимания, пожелав ему как можно быстрее навернуться вниз. Через пару секунд я заметил, что голоса стали глуше, пока не исчезли совсем, а сознание заволокло дымкой. Потом была черная пустота, за которой пробивались ускользающие причудливые образы...
Вот маленький мальчик, радостно смеясь, бежит по полю. Лето, все кругом пронизывают яркие лучи полуденного солнца, деля мир на золотой свет и прохладную тень. Легкий ветерок колышет траву, напоминающую море, только не голубое, а зеленое. Так хорошо, легко, радостно, и как-будто в подтверждение мыслей, рядом, приветливо виляя хвостом, звонко лает пес - рыжевато-коричневая колли, такая пушистая и мягкая, будто игрушечная.
Наперегонки, кто быстрее, к дому, где уже наверное все ждут...к маме, показать маленькую разноцветную бабочку, зажатую в руках. Так удивительно странно и немного щекотно, когда ладоней касаются бархатистые крылышки - хочется смеяться еще громче от заполняющего сердце восторга. Вот, еще чуть-чуть, уже виднеется дом, остается только оббежать кусты...и неожиданно замереть, когда все кругом рассыпается на маленькие песчинки и оседает под ноги, превращаясь в серый песок, уносимый ветром...
К горлу подкатывает соленый комок слез, когда отец орет в лицо мамы, яростно размахивая руками. По ее щекам текут слезы, она пытается оправдываться, но он ее не слушает, хватает за руки и разворачивает лицом к себе. У ног жалобно скулит собака, а ветер становится неожиданно холодным...быть может потому что больше нет солнца - оно скрылось за облаками. Тело начинает бить мелкая дрожь и трудно дышать, сделать шаг вперед...Все так странно, неправильно, непонятно...А потом раздается вскрик и вот уже мама прижимает руку к лицу, а отец замахивается снова, но в этот момент уже отчетливо слышны рыдания. Он оборачивается, на секунду замирает, но этого достаточно, чтобы увидеть, какое дикое и искаженное злобой у него сейчас лицо, но потом он берет себя в руки и быстро уходит в дом.
- Маленький, не бойся, мама с папой просто игрались...ничего не произошло...
Тело онемело и так тяжело дается каждый вздох, как-будто вот-вот задохнешься...Мама прижимает к себе и что-то ласково шепчет, убаюкивает и, пусть не сразу, но дрожь постепенно проходит, а рыдания затихают где-то в груди - такое родное тепло...Колли тихонько скулит и, виновато виляя хвостом, трется о ноги. Как прежде ярко светит солнце, будто и не было легкой трещины, раскола в картинке...Только позже, разжав руку, на ладони можно увидеть мертвую бабочку с поломанными крылышками...
Не знаю, как долго я был в отключке, только когда открыл глаза, то на какой-то момент даже закружилась голова - настолько реальными, но совершенно разными и далекими были две действительности, одна из который происходила наяву, а другая лишь в сознании. Пелена сна еще не ушла, не стерлась полностью из памяти - все было так живо, а глухая боль до сих пор отдавалась в груди. Погруженный в свои мысли, я не замечал ничего вокруг, пока раздавшийся Пашкин вскрик не заставил меня поднять голову и посмотреть туда, куда он, громко вопя, тыкал пальцем.
- Дим, кто это?!
Затем он догадался начать трясти меня обеими руками, из-за чего уже через секунду оказался на полу.
- Б**дь, больно же!
Не обращая внимания на его стоны и ругательства, я посмотрел на Сашу, который весь красный от смущения, стоял в проеме двери и переминался с ноги на ногу.
- Мы тебя разбудили?
Кругом воцарилась тишина, все изумленно переводили взгляд с меня на Сашу и обратно. А я только отметил, что тупее вопроса, в 6 часов утра, задать просто невозможно...
- Мм...нет, прости...Я просто...
Сказано это было так тихо, что почти ничего нельзя было расслышать, и еще этот взгляд в пол...
- Эй, Димон, а ты нам не рассказывал, что с такой симпатяжкой живешь!
Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот издевательский голос. Кирилл, только недавно появившейся в нашей компании. Его откуда-то привел Пашка, но я никогда особо не обращал на него внимания - довольно симпатичный, он чем-то отталкивал и производил впечатление человека, готового сделать любую подлость. Такие как он всегда претендовали только на главную роль, но вынуждены были находиться в тени других, более ярких, успешных, да и просто удачливых людей. Но пока наши интересы не пересекались, он мне не мешал и был абсолютно безразличен.
- Неправда! - неожиданно вступился Пашка - Это не его...формат...
На последнем слове он сделал ударение, критично осмотрев Сашу с головы до ног.
- Ха-ха-ха! Да может он новых ощущений ищет! - весело подхватил Андрей, потянувшись за полупустой бутылкой.
- Детка, как тебя зовут?
Саша испуганно замер, округлив свои большие глаза, и посмотрел на меня.
- Сс...аша...
- И имя даже девчачье! - с этими словами Кирилл отклеился от подоконника и подошел к Саше, после чего взял на руки и вынес на середину комнаты.
- Ого, легкий какой! Не боись, красавица, не уроню!
И под дружный гогот, закружил свои ношу на руках. Саша был бледен и напуган, но не пытался вырываться, только зрачки расширились и заполнили собой почти всю радужку. Я почувствовал настойчивое тыканье локтем в бок.
- Эй, ты ничего не сделаешь? Они ведь пьяны... - Максим все еще сидел на подлокотнике и выглядел до неприличия трезвым.
- Я тоже...К тому же они просто шутят...
Пустота, и странное безразличие, которое я гнал от себя весь вечер, навалились с новой силой и мне хотелось просто уйти в другую комнату, лечь на кровать и зарыться головой в подушках, чтобы побыстрее заснуть, когда темнота поглотит мозг и все кругом перестанет иметь значение...
Пашка продолжал сидеть на полу, обхватив руками колени, и хмуро сдвинув брови. Потом он вдруг резко вскочил и подбежал к Кириллу, который продолжал кружить Сашу по комнате.
- Привет, конфетка! Какой испуганный, ничего, сейчас дядя Паша тебя успокоит! Ну-ка, выпей!
И он приложил горлышко бутылки к Сашиным губам, который от растерянности лишь слегка приоткрыл рот, но этого было достаточно и жидкость, оставляя влажные дорожки, полилась по подбородку. Саша закашлялся, тем самым вызвав новый приступ смеха.
- Молодец!
С этими словами Паша наклонился, задрал Сашину майку, и провел языком по животу.
- Ммм...какой сладкий!
- Не маленький, сам разберется... - словно стараясь самого себя убедить, процедил я сквозь сжатые зубы. Я считал, что Саша уже достаточно взрослый и может сам сказать нет, если ему не нравится или неприятно. Да, он немножко странный, все время стесняется, но в конце концов как он до этого жил?! Или я все время должен быть рядом словно нянька, чтобы защищать от всех проблем и несправедливостей жизни?
- Дима такой жадина, так долго прятал от нас это чудо! - сказал Кирилл и бросил на меня быстрый победоносный взгляд, после чего взял Сашу за подбородок и повернул к себе лицом, пытаясь поцеловать.
- Нет, пожалуйста, не надо!
Саша испуганно забился в руках, пытаясь оттолкнуть его и отворачивая голову.
- Не бойся, конфетка, тебе понравится...

Эти дни... они такие долгие и безумно однообразные... бессмысленные. Перевожу взгляд за окно и делаю глоток крепкого черного кофе без сахара. Слегка морщусь. После вчерашнего до сих пор покалывает виски и гудит голова. Наверное, я не должен был так напиваться... До такого состояния, когда все перестает иметь значение, а иначе как объяснить то, что вчера произошло? А я так и не ложился, напрасно ворочаясь на широкой кровати и пытаясь не чувствовать горячей влажности простыни, облепившей тело.
Скорее почувствовав, чем увидев, едва заметное тихое шевеление в проеме двери, я сначала перевел взгляд на часы, чтобы убедиться, что время еще идет... не остановилось и не замерло на отметке десяти часов утра.
- Доброе утро.
Каждое утро - это начало. Не знаю, что происходит, но мне почему-то кажется, что это конец. Еще один. Именно сейчас нет выхода...
Поднимаю глаза и смотрю на Сашу, который молча и как-то странно улыбается, еще и успевая смущенно краснеть. Почему странно? Может быть просто потому, что для такой улыбки все должно быть хорошо, но ни для него, ни для меня нет ничего прекрасного в этом утре или сегодняшнем дне, и он это знает. Знает, но тогда зачем?...
Он что-то читает по моему взгляду и уголки его губ тут-же опускаются, разительно контрастируя с теплотой, что была раньше. А мне почему-то становится холодно и пусто, так-же как сейчас за окном. Это не из-за того, что моя квартира находится на 16 этаже, а просто потому, что там действительно ничего нет.
- Будешь завтракать?
Резко встаю, пытаясь не обращать внимания на легкое чувство раздражения, все настойчивее жалящее виски. Я не знаю, почему так реагирую. Почему я вообще реагирую на Сашу. Может быть из-за вчерашнего, потому что мне до сих пор неудобно из-за того, что было... Нет, причина не в Кирилле и их пьяной с пацанами выходке, а в том, что вчера я был другой... пьяный. Только так можно объяснить мое поведение, все то, что я делал. Не до, а после...
Крепко на секунду зажмуриваюсь, ощущая только холод распахнутого холодильника в лицо, но все уже почти хорошо. Я верю в то, что этот день будет таким же обычным, как и череда предыдущих. Главное, просто захотеть... И даже появление Саши в моей жизни - это тоже что-то обычное, для небольшого разнообразия... как покупка новой вещи - лишь на короткое время развлекает, а потом та же приевшаяся простота.
Поворачиваю голову, чтобы все-таки добиться мало-мальски внятного ответа и... что-то опять изменилось. Саша все так-же стоит, опустив голову и на его лицо падают отросшие спутанные пряди темно-пепельных волос так, что я не могу разглядеть ни глаз, ни вообще понять, о чем он сейчас думает.
- Саша!
Мой голос... этот резкий вскрик... Злее и строже, чем я хотел бы на самом деле, но он лишь вздрагивает, так и не поднимая глаз. С силой хлопаю дверцей холодильника, чтобы сделать быстрый шаг и почти задеть его плечом на выходе. К черту! Мне совершенно все равно. Что бы я ни сделал или сделал... Хочется побыстрее уйти, поскорее сесть за руль и гнать, нажав педаль газа до отказа... просто для того, чтобы не убегать. Все равно куда. Делать ерунду, говорить ерунду, но не думать, не понимать, не анализировать... В последнюю секунду что-то заставляет меня передумать. Я резко замираю в проеме двери, не давая злости и раздражению выйти наружу, еще пытаясь держать себя в руках... Боже, как это сложно. Но я не хочу жалеть еще и об этом...
Стараюсь как можно спокойнее взять Сашу за плечи, чтобы развернуть лицом к себе, уйти от этой тени, все время скрывающей его глаза.
- Саш...
Почему у меня такое странное чувство, что это я виноват? Сделал что-то не то? И это настолько неприятно, что хочется закричать или что-нибудь сломать. Просто потому, что я не знаю ответ и не все ли равно - на один минус больше или меньше?
- Посмотри на меня.
Твердым голосом, но я уже совсем не уверен, что могу держать себя в руках. Краем сознания улавливаю трель мобильного из комнаты, но сейчас мне не до этого...
Почему-то я знаю, что он не осмелится ослушаться меня... не посмеет... или просто не сможет? И так уж ли это важно... Проходят какие-то долгие доли секунды, и Саша все-таки поднимает голову. Очень медленно, но нам некуда торопиться. Я готов подождать, а заодно сделать лишний глубокий вздох, чтобы успокоиться...
Его глаза... они просто пугают своей кукольной бесцветностью. И вместо ответа я получил лишь очередной вопрос.
- Что случилось? - специально делаю ударение на слове 'что', раздельно произнося каждое слово. Что-то происходит... но я пока не понимаю... Пытаюсь поймать Сашин взгляд, не позволяя ему смотреть сквозь меня. Он лишь отрицательно мотает головой, а мне приходится еще сильнее встряхнуть его за плечи, чтобы только расшевелить.
- Ну?
Такое бесполезное чувство идиота, разговаривающего со стенкой. На поверхности опять пошли круги - раздражения и злости. Не заставляй меня это чувствовать...
- Ничего.
Так тихо, что я почти готов поверить в то, что мне показалось. Не слушать ветер, но все окна закрыты... Знаю, он хочет, чтобы я его отпустил, но не скажет. Просто будет молчать... так же как и вчера. Но разве молчание не хуже добровольного согласия?...
Злость, как вспышка, застилающая глаза. Такая яркая... Я еще не понимаю того, что творю, но лишь крепче сжимаю пальцы на плечах, чувствуя уже не ткань майки, а косточки. Хочется встряхнуть его как куклу, изо всех сил... Так сильно хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы прорвать эту глухую тишину... потому что разбить не получается.
- Ничего!
Уже громче, со всхлипом, но я не останавливаюсь. Уже не хочу... Мне все равно, если ему больно... Мне совершенно все равно, если это я сделаю ему больно.
- Димааа!... - он ревет уже в голос и на рывке внезапно сам прижимается ко мне. Крепко-крепко, а я замираю, изумленно распахнув глаза. Цепляется, комкает мою рубашку руками, пытаясь сцепить пальцы на спине... ухватиться. Но теперь уже я хочу отстраниться... мне муторно плохо... не понимаю, что происходит. Только чувствую, как на груди промокла ткань, неприятно налипая на тело. И пустота облизывает, скребясь в виски. Такая слабость и усталость, что у меня нет сил даже на то, чтобы просто его оттолкнуть. Все, что я могу сделать - это просто упереться свободной рукой в стену, чтобы окончательно не потерять равновесие.
- Дима!
Саша зовет меня, но я не слышу... ни его голоса, ни тех эмоций, что скользят в нем. Мне бы просто добраться до кровати и полежать пару минут... настолько отчаянно херово. Внушить себе, что это просто грань переутомления, не задумываясь на тем, что в моей жизни нет ничего такого, что бы могло к ней подвести.
Закрываю глаза, но Саша продолжает виснуть на мне и у меня такое стойкое ощущение, что он меня куда-то тянет... на дно?... Открываю глаза для того, чтобы сквозь зубы прошипеть, чтобы он наконец оставил меня в покое... и замираю. Водоворот... боль, страх, беспомощность?... почему он так на меня смотрит? Не надо. Я все равно не пойму...
Но эта внезапная слабость так пугает, что хочется громко выругаться... зло попросить, чтобы он прекратил на мне виснуть. Если уж так хочет помочь и быть полезным, то пусть лучше подаст стакан воды, но перестанет так смотреть, как-будто происходит что-то действительно страшное.
Прохладное прикосновение кончиков пальцев к вискам... обжигающе приятное. Становится легче дышать и пол почти замирает на месте, уже не стараясь убежать из под ног. Я пытаюсь сконцентрировать все мысли именно на этом ощущении, отпуская колющую виски боль. Ноги не слушаются, вернее, я их почти не чувствую, легко сползая спиной по гладкой болезненно-белой поверхности стены. Хоть какая-то опора. На миг становится страшно, что это прикосновение - оно исчезнет, потеряется где-то в пространстве, но пальцы как-будто приросли к вискам, накрывая мое лицо прохладными ладонями. Легкая, почти невесомая, игра теней и бликов где-то на поверхности век, и вот уже легкий ветерок дует мне в лицо. И я почти уверен, что стоит мне открыть глаза, как я увижу колышущуюся траву, напоминающую море, только не голубое, а зеленое. Но не хочется этого делать, щурясь от ярких лучей полуденного солнца. Губы расплываются в блаженной улыбке, а в груди поднимается волна незамутненной детской радости и тепла. Так хорошо... спокойно.
Слегка морщусь от щекотного прикосновения бархатистых крылышек маленькой разноцветной бабочки. На краю сознания ярким бликом успевает промелькнуть легкое удивление, в то время как губ касается что-то почти невесомое, но такое приятное. И сердце затапливает восторг... я уже так давно этого не чувствовал. Странно, один и тот-же сон-воспоминание за какие-то пару часов. Но еще нет... так не хочется открывать глаза, чтобы найти себя сидящем на полу в серой пустой кухне, где даже за окном такая-же неизбежная поглощающая безликость. И время... время, которого всегда было слишком много, подходит к концу, а вместе с ним и чувство ужасной недосказанности. Но сейчас это почему-то слишком больно, чтобы притворяться. Чтобы делать вид, что все равно... что мне это совсем не нужно и это не то, что я искал. А еще как можно быть таким сильным и слабым одновременно?...
С трудом разлепляю слипшиеся ресницы и пытаюсь сфокусировать взгляд на противоположной стене кухни. Но вместо этого перед глазами чужие длинные ресницы, мягкой тенью ложащиеся на неправдоподобно бледные щеки. Мне требуется непозволительно много времени, чтобы попытаться осмыслить происходящее, продраться сквозь мутное марево мыслей, хотя какая-то часть сознания уже поняла... Неожиданно Саша открывает глаза, на самом дне которых дымка постепенно рассеивается, сменяясь испугом, а потом каким-то ужасом. Он тут же отскакивает от меня, неуклюже падая на руки, а я все так-же продолжаю растерянно и тупо сидеть, пытаясь ухватиться за обломки мыслей, осколки чувств и эмоций. Это все сон. Продолжение сна, потому что этого всего не может быть в действительности. Ведь правда?... Перевожу взгляд на Сашу - такого бледного, с дрожащими губами, пытающегося с каждым вздохом что-то сказать... но у него не получается. Закрываю лицо руками. Боже... я не хочу понимать, почему, зачем, за что... Почему?... Пустота стала абсолютной.

***

Я давно уже никуда не спешил. Мне было абсолютно все равно, как проводить время или насколько бессмысленно его убивать. Главным было только одно – как можно меньше вдумываться... нет, не в то, что ты делаешь или зачем, а просто в себя. Но сейчас, несмотря на некое подобие внешней занятости, у меня как никогда за последние несколько лет было много времени, чтобы подумать. Облизывая губы, я с удивлением прислушивался к внутреннем ощущениям, краем сознания задерживаясь на ненавязчивом вкусе апельсина и шоколада на языке. До этого была какая-то арбузная гадость, но ничего другого здесь не подавали, а столики пестрили таким количеством разноцветных и по праздничному безвкусных коктейлей, что рябило в глазах.
- Дим, привет. Как ты? – и как-будто опережая сам себя, Алекс тут же добавил – Выглядишь хреново.
- Спасибо, но ты никогда не умел делать комплименты. – я кисло растянул губы и непроизвольно зажмурился от внезапной рези в глазах. Как минимум, сейчас хотелось оказаться дома в кровати, но в ближайшей перспективе - очередной пустой, окончательно испорченный вечер, в компании отца и его партнеров по бизнесу.
- Что с тобой происходит?
- А что, со мной разве что-то происходит?
Мне не хотелось думать, а еще меньше говорить о том, что я так отчаянно сильно пытался выбросить из головы последние пару недель. Потому что это не правда, это не могла быть реальность - реальность, в которой я жил. Так хотелось доказывать, зло кричать об этом, особенно сильно в свое собственное отражение по утрам.
- Дим... Я же вижу, что что-то не так. И не говори мне, что это весеннее обострение.
Ухмылка вышла какой-то горькой, даже на вкус. Я молча уставился в шоколадного цвета жидкость на самом дне бокала. Почему-то в этот момент это казалось очень нужным – загипнотизировано, затаив дыхание, внимательно всматриваться в мутноватого цвета мартини, как-будто сейчас произойдет что-то важное, и с самого дна на поверхность всплывут все ответы давно прозвучавших вопросов.
- Я не знаю. Сам не знаю, - взъерошив волосы на затылке, я уставился на Алекса, пытаясь отвлечься от посторонних, все время ускользающих, предметов, позволил во взгляде проскользнуть растерянности – Но я не собираюсь копаться во всем этом дерьме, поэтому даже не начинай.
- Это все из-за Саши?
«Он как-будто меня и не слышал», подумал я, со злостью сжимая зубы.
- При чем тут он?
- Ты изменился, - пожав плечами, произнес Алекс – Или может быть не ты, но что-то определенно изменилось с тех пор, как он стал с тобой жить.
- Неужели ты думаешь, что я и сам этого не вижу, - внезапная неясная обида и раздражение ушли, оставив место лишь отстраненной усталости – Но очень скоро ему придется уйти. Эта благотворительность не будет продолжаться вечно.
- Ты в этом уверен?
- Черт, Алекс! Я же не сую нос в твои дела, поэтому ты тоже этого не делай, хорошо?
Еще только не хватало обвиняюще ткнуть пальцем и сделать многозначительную эффектную паузу, мой папаша бы оценил. Он всегда был неравнодушен к позерству. Но вместо этого я просто развернулся и пошел прочь из душного зала, потому что меня начинало уже тошнить от всех этих светских приличий и в особенности от того, что приходилось что-то объяснять, оправдываться в том, о чем я не говорил даже наедине с собой. Мне все надоело, но эта усталость была совсем не той, что раньше. Рождаемая не полным безразличием и незаинтересованностью в жизни, а тем, от чего хотелось бежать изо всех сил, даже если это что-то было на удивление нужным.

С того утра прошло несколько недель. Что касается Саши, то он стал еще пугливее и вообще старался не попадаться мне на глаза. А я... я просто ни о чем не помнил. Только это и был наш предел, и я все отчетливее ловил себя на мысли, что очень скоро ему придется уйти. Меня стало в нем раздражать буквально все – от нелепого поведения, до постоянно краснеющего лица, каждый раз звонко дрожащего, но всегда такого смиренно-тихого голоса. В нашем положении непривычно жалящая заноза заключалась в том, что мы были совершенно друг другу чужие, нас ничто не связывало. А больше всего меня нервировало то, что я теперь не мог думать о нем так, как раньше, то есть совсем не думать. В моем отношении и мыслях появилось что-то совершенно нелепое, до того странное, что мне казалось, будто я все время нахожусь под не проходящим кайфом, когда самое вычурное и нелепое представляется обычным и вполне закономерным. Может быть именно поэтому за это время я сделал так много новых глупостей, а каждый раз, когда принимал душ, ощущая как прохладные капли стекают по разгоряченным плечам, хотелось выбраться из полупрозрачной кабинки и закрыть задвижку, отделяющую намного прочнее, чем простая линия двери. В такие моменты, когда кончики волос мокрыми противными сосульками липли к глазам, а ступни касались ледяной плитки, я отчаянно боролся с тем, чтобы просто закрыть глаза и опуститься на пол или распахнуть и так открытое окно настежь, чтобы хоть немножко прийти в себя. Еще я часто смотрел на свои руки. Вот и сейчас, сидя за рулем и потушив фары, погрузившись почти в полнейшую темноту, я отстранено, без каких-либо мыслей или эмоций, всматривался в белеющие в полумраке ладони и не мог понять, зачем. Каждый день теперь не походил ни на предыдущий, ни на завтрашний, а я не мог вычислить, что не так. Не знал, чего ждать дальше. И это было... неправильно, потому что если я сам ничего не сделаю, то все так или иначе само расставится по своим местам, только уже без моего участия.
Захлопнув дверцу машины, под испуганно нечаянный писк установленной сигнализации, я было уже направился к подъезду, как увидел неясные очертания одинокой, впереди стоящей фигуры – как раз на моем пути. Разделяющую нас темноту можно было пощупать руками, как стены, чтобы с их помощью слепо и неуверенно продвигаться дальше. Но я почти машинально сделал шаг вперед, лишь на секунду задержавшись для нового вдоха.
- Дим.
Ничего не говоря, я прошел внутрь подъезда, ни на секунду не помедлив, даже не придержав за собой дверь. На самом деле мне было все равно – последует ли он за мной или так и останется стоять в темноте, на ночном холоде. Не знаю, порождалась ли моя усталость полнейшим безразличием или же душевной ленью, только в этот момент я четко осознал, что все уже решилось. Без меня. За меня.
В лифте мы ехали молча, только когда я вышел и сделал шаг по направлению к двери, то скорее почувствовал, что Павлик остался стоять за моей спиной. На этот раз я оглянулся, немного удивленный и его усталостью, отражавшейся в пристальном взгляде откинутой назад головы, сквозившей в каждом движении небрежно прислонившегося к стене тела.
- Не ходи туда. Нам надо поговорить.
Мне хотелось спросить: О чем? Но я позволил ему продолжить, хотя и не думал, что он скажет что-то важное. Просто точно также прислонился к стене, отражая его движение, и выжидательно сложил руки на груди.
- Я давно хотел это сказать, - Павлик легко оттолкнулся и направился ко мне, задумчиво скользя пальцами по гладкой поверхности. Когда он это говорил, то смотрел на стену, внимательно следя за движением левой руки – Ты стал сам не свой... в последнее время.
Опять. В этот момент мне приходится вдохнуть как можно глубже, давя готовое услужливо всколыхнуться со дна раздражение. Как они все меня достали, как же это все надоело...
Видя мою реакцию, он тут же поправился:
- То есть я имел ввиду, что я твой друг и меня беспокоит твое состояние.
Он не знает, что еще сказать, неожиданно замирая совсем близко, и только в этот момент я думаю, как это все на него не похоже. Любимый в последнее время вопрос «зачем», только теперь уже совершенно для другого ответа.
- Паш, я не могу понять только одного: зачем в первом часу ночи ты ждал меня у подъезда, только чтобы сказать всю эту заезженную чушь?
Я смотрю прямо на него, вернее, на его профиль, как-будто вижу в первый раз, с тем чтобы заново мысленно описать для себя его внешность. Тонкие, светло-русые до плеч волосы, правильный маленький, рассеченный впадинкой посередине, носик и совсем узкое лицо, на котором, будто по ошибке приклеенные, слишком огромные темные глаза и немного полноватые для парня губы. Наглый, болтливый и вздорный.
Если бы я его не знал, то подумал бы, что сейчас он сильно взволнован, но в поднятом на меня взгляде действительно почти различимо читался испуг.
- Нет, нет, что ты...
Он снова замолк, но я слишком хотел оказаться у себя в комнате, на широкой мягкой кровати, перед этим предварительно скинув несвежую одежду и приняв освежающий, чуть теплый душ, что нетерпеливо и почти зло возразил:
- Тогда, если ты конечно не возражаешь, - последние слова уже были сказаны с неприкрытой издевкой – То я, с твоего позволения, пойду баю-бай...
- Нет, Дим!
Его рука вцепилась в мое плечо и я почти наверняка оттолкнул бы его, если бы не взгляд.
- Я ведь так и не сказал...
- Судя по всему, у тебя на это уйдет целая ночь. – зевая произнес я и в который раз попытался освободиться, но в этот момент глаза остановились на черном кожаном шнурке, в несколько раз, на подобие украшения, обмотанной вокруг его шеи. С нестерпимой силой захотелось поддеть его пальцами, с тем чтобы как следует дернуть, потянув на себя.
- Черт, Дим, - он рассеянно вплел пальцы в волосы – Почему ты всегда себя ведешь, как самый последний ублюдок?
- Это и есть то, что ты хотел сказать?
Павлик грустно усмехнулся, с какой-то глухой издевкой еще сильнее сжимая пальцы на ткани, потом снова с упрямой решимостью перевел глаза на меня:
- Не это, только думаю не слишком ли поздно.
- Время действительно неподходящее. – я демонстративно взглянул на часы, потом ответил ему тем же взглядом.
- Я хотел сказать, что мы давно друг друга знаем...
Начал он сердито и очень быстро, ни чуть не меняя выражения. Я лишь кивнул.
- Мы дружим...
- ...
- Ты ведь хорошо меня знаешь...
- Да и мы дружим.
- И теперь я не понимаю, почему из-за какого-то пацана ты сам на себя не похож!
- Перестань.
Но он не собирался останавливаться так легко, в словах помимо искреннего недоумения появилось еще больше злости.
- Почему все так, а, Дим? Скажи, почему ты такая сволочь? – почти беспомощно закончил Павлик, а я уже вполне серьезно собрался дать ему в челюсть, когда прозвучало совсем тихое:
- Давай быть вместе.
- Что?
Мне показалось, будто я ослышался или что-то не до конца понял. Павлик не сводил с меня напряженного настороженного взгляда, полного какой-то мрачной решимости и вместе с тем не проходящего страха, словно он до последнего не был уверен в своих словах, но еще больше в моей, последующей за этим, реакции.
- Давай...
Кажется, что на большее в этот момент, чем простое повторение, его просто не хватало, но неожиданно, оборвав себя на полуслове, он подался вперед и с силой вжался в мои губы, причиняя легкую неприятную боль. Я даже не успел отшатнуться – все это было настолько быстро и нереально, что больше походило на ночной кошмар, где нет никакой, даже самой бессвязной, логики, кроме беспорядочно сменяющих друг друга картинок. Когда Паша отстранился, то у него опасно блестели глаза, а губы сжались в тонкую бледную полоску, но он не отрывал от моего лица своего выжидающе болезненного взгляда. В этот момент раздался какой-то явственный шум и я машинально повернул голову в сторону, где находились двери собственной квартиры. Это меня удивило, а на краю сознания всплыла совсем ненужная мысль, что, похоже, это ночь сюрпризов. Не знаю, почему меня так увлекло именно это событие, как-будто что-то потянуло вперед, и это было не простое желание побыстрее оказаться дома. Павлик казался совершенно далеким, стоило только сделать шаг, как нас, казалось, разделила целая вечность, а признание вместе с оторванным на календаре листом ушло в прошлые даты.
- Нет! Не надо!
Он снова попытался схватить меня, но на этот раз я с легкостью отдернул его руку.
- Дима, не ходи туда!
В его голосе было какое-то странное, полностью противоречащее ситуации, отчаяние, больше похожее на исступленный страх. Но я тут же забыл об этом, когда взгляд упал на едва заметно приоткрытую дверь. Не отвеченный вопрос сам собой ушел на второй план, может быть я его просто забыл. Глубоко внутри шевельнулось нехорошее мрачное предчувствие, а еще почти навязчивая мысль, что я опоздал. И сейчас действительно неподходящее время... слишком поздно.
Не помню о чем я еще думал, только пройдя пару шагов по темному коридору, замер на пороге гостиной. Мне кажется, что в этот момент я вообще ничего не чувствовал. Посреди комнаты на полу лежал Саша. С неестественно раскинутыми руками и ногами, в окружении слабо поблескивающих в полумраке люстры гладких осколков, и как будто актер, дожидавшийся своего кульминационного выхода на сцену, из-под его тела стало проявляться пятно, бесформенными дорожками расползавшейся крови застывая на ковре.

***

Немногим легче оставлять все в прошлом, но для того, чтобы это произошло, необходимо пережить это в настоящем. Меня самого испугала собственная бесчувственность, казавшаяся теперь чем-то настолько противоестественным и неправильным, что невозможно было даже самому для себя найти оправдание. Я помню только, что эти шаги давались невообразимо тяжело и длились так долго, когда я приближался к Саше, а потом услышал голос Кирилла и сразу все понял. Я с такой силой бил его по лицу, каждым ударом наказывая как-будто самого себя, пока оно не превратилось в кровавое месиво, а дыхание вырывалось с протяжным хрипом. Наверное, я бы почти наверняка убил его, если бы тогда не вошел Павлик. Он с какой-то странной застывшей безучастностью смотрел на нас, переводя взгляд то на Сашу, а потом снова обратно, потом так же спокойно достал мобильный и вызвал скорую. В этот момент его отстраненный, почти бесчувственный голос, как будто заставил меня проснуться, вывел из странного оцепенения и я даже не заметил, как остался в комнате один.
Сначала мне было страшно, что сделаю что-нибудь не так и я не прикасался к Саше, но когда каждый миг ждешь звонка в дверь или быстрых шагов врачей, то время растягивается настолько сильно, что появляется слишком много шансов переиграть свои собственные мысли и поступки, поэтому в конце концов я осторожно взял Сашу и притянул к себе. Он был такой невесомый и хрупкий, почти как кукла, а мои руки постоянно неуклюже дрожали. Мне с нестерпимой силой хотелось, чтобы он пошевелился, хоть чуть-чуть, открыл глаза, пусть его ресницы вздрогнули хотя бы на секунду, но одновременно с этим я так этого боялся. Мне казалось, что тогда я стану окончательно бессильным, не смогу ему объяснить, что произошло, почему все так и зачем. Почему я оставил все как есть, а сейчас не успел.
Я спустился вниз в холодную ночь, но тело было таким горячим, что ледяной ветер воспринимался с облегчением легкой прохлады. Продолжая держать Сашу на руках, я не хотел, чтобы он открывал глаза, потому что тогда бы не смог ничего ему объяснить и... наверное, я не хотел, чтобы он видел, как я плачу.

Смутное ощущение неотвратимости стало медленно охватывать еще до того, как в проходе показался врач. Устало смотря в невидимую мне точку прямо за моей спиной, он говорил о каком-то нерве, который был задет при падении на стеклянный столик. Саше повезло, нерв задет не сильно, но какое-то время он не сможет ходить, а еще почти наверняка сохранятся постоянные боли. Я не стал уточнять, насколько сильные и как долго. Больше ничего более конкретного врач пока сказать не мог, просто так же быстро удалился, перед этим посоветовав ехать домой. А я так и остался стоять в тускло освещенной приемной, где половина огромных окон была завешана тяжелыми шторами, в которые как-будто нехотя и так же устало пробивался слабый свет со внутреннего дворика.
- Как ты?
Подняв голову, я увидел Алекса, и только тогда он подошел ко мне и положил руку на плечо, слегка сжав пальцы.
- Я говорил с врачом. Он сказал, что волноваться не о чем и... Все будет хорошо.
Я безразлично опустился на диван и только тогда снова посмотрел на него:
- Знаю. Но разве это имеет значение? Он сам виноват.
Избегая произносить имя, я все равно как будто чувствовал на языке привкус ожога и металла на губах. Каким-то беспомощным жестом провел по волосам, но тут же отдернул руку обратно.
- Почему ты так говоришь?
Мне не нравились интонации в голосе Алекса, мне не нравилось осуждение в его словах, но сейчас было совершенно все равно, кто из нас прав.
- Потому что он сам открыл дверь. Не мне. Этому ублюдку, - снова глаза в глаза – Разве этого не достаточно? Почему я всегда с ним должен разыгрывать няньку?
Я не собирался ссориться с Алексом из-за какого-то мальчишки, из-за какого-то нелепого пустяка, только все это время не мог решить – лучше улыбнуться или раскашляться в ответ на привкус горечи, когда я вспоминал сегодняшний вечер, привкус бешенства, когда видел перед собой лицо Кирилла, привкус отчаяния, когда стоял с Сашей в темноте или привкус ненависти, когда окна превращались в зеркала, отражающие мое спокойное лицо.
- Ты сильный, Дима, - Алекс посмотрел на черное стекло, на котором, как будто осторожно, стали появляться мелкие косые капли дождя - Очень сильный. Но знаешь в чем твоя единственная слабость? В том, что ты сам считаешь своим достоинством – в совершенной и непробиваемой бесчувственности. В его голосе не было никаких эмоций, просто констатация факта. И на это мне нечего было ему возразить. Только сейчас, в этой почти полной тишине, я вспомнил, что очень устал, что этот день был таким невообразимо длинным... а еще мне казалось, что эта ночь будет слишком долгой, гораздо длиннее обычного сна.
Где-то вдалеке раздались легкие шаркающие шаги, шум от которых создавался трением слишком расклешенной джинсовой ткани, но вот звук приближался, чуть помедлил на повороте, потом снова продолжился уже в комнате и замер прямо передо мной. А я убедился в том, что джинсы были не только слишком широкими к низу, но и слишком длинными, так что нижняя часть, посыпанная грязным песком словно коричневым сахаром, была просто придавлена массивной подошвой черных ботинок. Я почти против воли поднял глаза, потому что тело уже реагировало на резкий запах горького кофе, а во рту было очень сухо.
Это был высокий и ужасно худющий парень андрогинного вида. У него были прямые иссиня-черные волосы, на половину закрывающие лицо и спадающие чуть длиннее плеч, которые даже в полумраке приемной отчетливо пересекали ярко-красные пряди. Правда сейчас часть сего богатства в каком-то невообразимом беспорядке была заколота сзади двумя китайскими деревянными палочками в форме скрипки и черепахи. Белизну кожи и худобу подчеркивала длиннющая черная футболка почти до самых колен со скелетоподобной рожицей неведомого существа посередине и огромной надписью «Blind». Все это сопровождалось ботинками на высоченной платформе и слегка подведенными глазами, сверлившими меня в ответ без какого-либо особого энтузиазма. Однако, судя по всему, один из стаканчиков с кофе предназначался именно мне.
- Дима, познакомься, это Женя.
Но мне не хотелось упустить случая съязвить, поэтому я тут же невинно добавил:
- А, твоя девушка?
- Нет, его парень.
Незамедлительно отреагировал Женя и в какой-то момент мне показалось, что содержимое стаканчика сейчас окажется у меня на голове. Одновременно с этим, комната качнулась и медленно поплыла назад.
- Что?
Я перевел ошарашенный взгляд на совершенно невозмутимого Алекса, который с видом Сфинкса опустился на подлокотник дивана слева от меня.
- Это долгая история, - многозначительно и исчерпывающе ответил он, после чего добавил – Пей, Женя специально ходил в кафетерий, ведь ты же у нас не употребляешь автоматный кофе.
О да, я был очень тронут, поэтому буквально выхватил стаканчик, чуть не разлил половину на пол, потом на себя, сделал обжигающий глоток, закашлялся и почувствовал, что голова просто раскалывается от невыносимой боли. Одновременно с этим я едва заметно вздрогнул, потому что вспомнил о другой боли, постоянной боли... чужой боли.
Не знаю, зачем я это спросил, но может быть именно в этот момент мне захотелось, чтобы все действительно было хорошо. В противовес тому глухому чувству глубоко внутри, которое, казалось, заполнило собой всю пустоту, плотно облегая каждый орган, проходя вдоль позвоночника и замыкаясь почти у самого горла, что мешало дышать.
- Ты его любишь?
Почему тогда те слова, которые должны были прозвучать, показались мне ответом на все вопросы, но одновременно с этим я боялся что то, что сейчас заполняет застывшую комнату, это давно не тишина, а именно пустота, выбравшаяся наружу из моего горла.
- Да.
Достаточно громкое, чтобы мне не надо было напрягаться, стараясь услышать, или при желании принять за галлюцинацию собственного слуха. Я поднял глаза на Женю, почти физически ощущая, как Алекс слева от меня замер. Не отрывая взгляда и пытаясь себя защитить, я с издевкой произнес:
- И как это?
Наверное, точнее мой вопрос было сформулировать сложно, но Женя и сейчас ответил:
- Ты сам знаешь.
А я неожиданно дернулся, чувствуя как внутри закипает злость, только руки Алекса удержали меня на месте. Женя все так же бесстрашно и совершенно невозмутимо продолжал смотреть мне прямо в глаза, а потом молча поставил оставшийся нетронутым второй стаканчик на стол ближе к Алексу и вышел, после чего в коридоре раздалось постепенно затихающее шарканье ткани по полу. У меня же перед глазами снова стоял ускользающий взгляд врача, его приглушенно шевелящиеся губы, а потом я резко встал и подошел к окну, почти полностью заляпанному чистыми разводами дождя. Пустое небо давило и настойчиво мешало дышать, будто нехваткой кислорода заставляя задержаться на ускользающей мысли, видении тела, распростертого на полу в осколках битого стекла, том, как почти незаметно вздымалась Сашина грудь, когда я держал его на руках. Боже, как давно я не видел звезд, сейчас почти полностью размытых на черном стекле. И как только я раньше не замечал, что их нет.

Конец мая выдался особенно теплым и по летнему солнечным. Я медленно брел по парковой дорожке из желтого песка и рассеянно рассматривал редких прохожих, пытаясь разобраться в том, что дальше. Но в голове была только раздражающая пустота, настолько бесформенная и неопределимая, что становилось холодно и по коже пробегали мурашки. Поежившись, я всунул руки в карманы черной кожаной куртки и потерянно замер на самом краю у пруда. Хотелось просто стоять так как можно дольше, бесконечно вглядываясь в расплывающуюся гладь воды и наслаждаясь этим необыкновенным покоем, сверкающей красотой.
Я не знал, давно уже не знал, можно ли теряя что-то, обрести это вновь и удержать навсегда. И как-будто в ответ на эти мысли, пальцы в карманах невольно сжались еще крепче. А потом я обернулся, чтобы спрятать глаза от яркого солнца, и увидел Сашу. Слегка щурясь и прикрывая глаза, он наблюдал за мной, но стоило нашим взглядам встретиться, и он стал приближаться, как будто не желая больше так бессмысленно тратить время. С легким хрустом песка колеса инвалидной коляски остановились почти у самых моих ног, так что если бы я захотел, то мог бы коснуться его коленей, накрытых теплым пледом и светом.
- Что ты здесь делаешь?
Но мне не надо было задавать этого вопроса, потому что сейчас я с легкостью мог разглядеть две фигуры, предусмотрительно замеревшие у большого клена в самом начале дорожки.
- Как только ты ушел, приехал Алекс с Женей и мы все вместе решили сделать тебе сюрприз.
Усмехнувшись на эту нелепую отговорку, я подумал о том, что хочу снова надеть солнцезащитные очки, висевшие дужкой на ремне темно-синих джинс, но не хотелось шевелиться, поэтому я лишь глубже засунул руки в карманы. Наверное, так действительно лучше...
- Врач сказал, что совсем скоро я смогу ходить и все будет, как раньше...
Перед тем, как закончить говорить, Саша посмотрел на солнце и закрыл глаза, а я в который раз поразился, какие длинные у него ресницы, казавшиеся особенно по опасному острыми на еще больше побледневшем и осунувшимся лице.
- ... для нас обоих.
Слегка опущенные плечи, бледная тень пытавшейся быть ласковой, но все равно немного смущенной, улыбки. Даже зрачки двигаются вяло, будто с безразличной неохотой, рассеянно пытаясь поймать фокус. Но он продолжал улыбаться, а я вдруг не мог придумать, о чем нам с ним говорить. Сейчас это казалось гораздо сложнее, чем в обоюдной тишине квартиры.
Он очень сильно повзрослел за эти дни. Только о чем я мог спросить? О погоде? О том, что он собирается делать дальше? Стала ли потихоньку проходить боль – хоть какой-нибудь результат постоянных болезненных уколов. Вместо этого я просто кивнул.
- Это хорошо, что ты уже чувствуешь себя лучше.
Страшно. Мне было страшно сказать какую-нибудь пошлую случайность, заставившую бы снова думать о том, что произошло или о том, что будет. По молчаливой договоренности мы оба не говорили на эту тему, которая с каждым днем казалась все неизбежнее.
- Да... и я хотел сказать спасибо за... – на долю секунды Саша неловко запнулся, но почти сразу же продолжил – Спасибо.
А потом поднял глаза, которые будто отражая небо, наполнились насыщенным голубым оттенком и теплым светом. Никто не говорил, что будет легко, но никто никогда не говорил, что будет так тяжело.
- Дима...
Он впервые назвал меня... вот так, а я неожиданно вздрогнул, продолжением движения быстро посмотрел на небо и только потом на Сашу. Может быть день был слишком солнечным, может быть я впервые задержал на нем взгляд, чтобы со всей отчетливостью увидеть, какие измученные и обреченные у него глаза, в которых читалась только усталость и тоскливое ожидание возвращения к началу, нашему кругу, каждый раз обежав который, мы возвращались такими, какие есть. Слишком одинаковыми, чтобы можно было хоть на чуточку что-нибудь поменять, научиться чему-нибудь новому.
- Пожалуйста, разреши мне остаться с тобой.
- Зачем? Неужели ты действительно этого хочешь или, может быть, тебе напомнить как все было?
Я знал, что эти бессвязные слова, отчетливо срывающиеся с губ, жестоки. Знал, что во мне сейчас говорит гордость и себялюбие, потому что не о ком, кроме самого себя, я никогда не думал и не заботился. Даже я сам это понимал. И от этого прозвучавшая в голосе Саши надежда, как и сама ситуация, казалась в сто раз более дикой - от того, что он действительно хотел остаться со мной и ничего не менять.
- Ничего не было. А в остальном я сам виноват.
- Никто не виноват, Саша, просто нам не надо было встречаться... Не надо было быть теми, кем мы не являемся, потому что все это заранее было обречено на провал.
Медленно произнося каждое слово, я чувствовал, что только еще больше запутываюсь и пытаюсь обмануть Сашу. Но я не мог разрешить ему остаться, оставить все так, как есть, прежде всего потому, что сам задыхался от этого бесконечного круга, а еще... тогда обязательно снова что-нибудь произойдет, только на этот раз это может оказаться гораздо страшнее. А еще я был слишком упрямым, сильным и... может быть бесчувственным. Нет.
- Нет.
Особенно резко прозвучавшее, заставившее Сашу еще шире раскрыть глаза, с отчетливой бессознательностью пытаясь понять и как-будто четче меня увидеть.
- Дима... ты не можешь запретить... хотеть быть с тобой.
Он с легкой дрожью в голосе выговаривал все эти слова, не отрывая взгляда от желтого песка под ногами, а потом снова посмотрел на меня с какой-то странной отчаянной решимостью.
- Пожалуйста, я знаю, что это все моя вина... но...
Он не знал, что сказать еще, сказать то, что бы не разозлило меня, но еще больше не разочаровало и не оставило равнодушным. А я действительно не знал, о чем нам говорить, как произнести и передать так много, чтобы глубоко внутри довести все это хоть до какого-то логического финала. Чтобы вернулось это чувство покоя и уверенности. Имел ли я право сказать «да»?
- Дима, пожал...
Но вместо того, чтобы договорить, Саша протянул вперед раскрытую ладонь, как будто в этом жесте могло быть гораздо больше содержания и смысла, чем в простых словах. А может быть это был наш последний шанс. Шаг навстречу. Я какое-то время смотрел на его руку, пальцы в карманах сжимались так сильно, что было больно, но я не обращал внимания на эту боль, следя за тем, как кончики его пальцев зацепляли пока только разделяющий нас воздух. Имею ли я право?... И что будет потом?...
И в это мгновение мир вокруг замер, а мои готовые очередным «нет» закрыться глаза широко распахнулись, потому что этого не могло быть. Странное чувство волнующего повтора и твердая уверенность в том, что стоит мне открыть глаза, как что-то обязательно изменится, поменяются краски, пусть даже пока только на незначительный полутон, тончайший нюанс оттенка. По-весеннему свежий ветер дует в лицо, бросает вперед, рассеивая горизонт, длинную колючую челку, и тут же я щурюсь от внезапно яркого полуденного солнца. На краю сознания легкое изумление, что сейчас только конец мая, но тут же взгляд замирает на раскрытой лодочкой ладони Саши, где ровно посередине бархатистыми крылышками трепещет маленькая разноцветная бабочка. Но еще же так рано, так холодно или наоборот, слишком поздно... А может быть все это время бабочка просто спала, но ведь в этом мире еще слишком холодно. Нет ничего хуже, чем, ежась от холода, искать тепло в незнакомом городе, но почему то по всему телу пробегает волна и становится хорошо... спокойно. Вместе с этим незнакомым чувством приходит расслабленное облегчение, как будто по всему кокону, в который заключена душа, пошли маленькие и почти всегда сначала незаметные трещинки. И чувство вины, когда я, слегка морщась от щекотного прикосновения, протягиваю руку и накрываю Сашину ладонь своей. Я так устал... От страшной слабости я еле держусь на ногах, и Саша, одновременно удерживая, переплетает свои по-детски хрупкие пальцы с моими и тянет на себя, мягко заставляя податься вперед. И вот я уже сам стою на коленях, зарывший лицом в его колени и щеку неприятно трет грубая джинсовая ткань. Закрываю глаза. Слушаю свое глубокое медленное дыхание. Жду когда мир неизбежно пошатнется и невосполнимой потерей станет рассыпаться на глазах, но ничего не происходит. Странно, но ничто внешне не меняется только от того, что внутри меня все переворачивается.
Сашины пальцы бережно перебирают мои волосы и я ежусь от холода, потому что от его прикосновений слишком тепло, продолжая бездумно и с отстраненным любопытством случайного прохожего наблюдать со стороны за руинами того, что когда-то было мной. Пустота, безразличие – мои стены от себя самого. Тело давно онемело и все тяжелее дается каждый вздох, как будто вот-вот задохнешься... Пока вырывает. Саша бережно прижимает к себе и что-то ласково шепчет, убаюкивает и, пусть не сразу, но дрожь постепенно проходит, затихает где-то в груди, отзываясь на такое родное и знакомое тепло. И когда я открываю глаза, то как прежде ярко светит солнце, а убрав руку, убеждаюсь в том, что ничего не сломал, потому что на ладони пустота, рассеивающаяся золотыми, по сравнению с бледной кожей, бликами света. К горлу подкатывает соленый комок слез, пока внутри продолжает пульсировать эхо глухой, но уже в отдалении замирающей, боли. Смываю ее, размывая перед глазами краски знакомого пейзажа и очищая реальность от пыли прошлого.
Оказывается, мне так много надо ему сказать... Тогда не было слов, а сейчас все они такие важные, но вместо этого я лишь сильнее прижимаюсь к Саше, зарываясь лицом в его колени и чувствуя, как он накрывает меня пледом. А я не прекращаю беззвучно плакать - теперь мне не стыдно, ведь никто не увидит... Сейчас так необходимо оставить все как есть, замереть на месте, никуда не спешить, отпустить старую боль, чтобы начать жить заново. Опасно терять свою броню, неосторожно и глупо становиться беззащитным и таким уязвимым, но это уже случилось – неизбежно с того первого дня, когда я смог... полюбить.

- Твой Дима настоящий... олух, - мрачно закончил Женя, поплотнее запахивая длинный черный плащ. Все в его движениях и поведении показывало такое жгучее нетерпение и жажду активности, что если бы не пальцы Алекса, для надежности плотно сомкнутые на его талии, то он бы уже раз двадцать успел вмешаться в разговор двух молодых людей, о чем-то беседующих в отдалении у пруда. Хотя Женя и продолжал считать себя загадочно непредсказуемым, чаще всего он вел себя как маленький ребенок, ошибочно принимая свою наивность за жизненный опыт и цинизм. Вот и сейчас он тяжело вздохнул, демонстративно уставившись в сомкнутые ветви клена над головой, и с твердой убежденностью в своей правоте повторил:
- Кто-то должен вмешаться.
- Но не ты.
- Да? Почему не я? Этот твой шизанутый дружок, между прочим, почти что довел Сашу до слез, а ты мне запрещаешь вмешиваться! – возмущенно выдохнул он и чуть подался вперед, будто пробуя прочность обхватившего его кольца рук. Алекс лишь устало вздохнул - он однажды тоже совершил ошибку, чуть не обошедшуюся слишком дорого, но благо во время сумел понять, что по уши влюблен в это строптивое создание, поначалу показавшееся таким стеснительным и милым. Нет, Женя и сейчас был милым, но почему-то изо всех сил этому сопротивлялся, завуалировав всю свою нежность постоянным неловким бурчанием, правда в конце концов неизменно поддаваясь на провокации Алекса.
- Ну как-то же они жили до тебя.
Попробовал он предположить, на что Женя лишь недовольно передернул острыми плечами, случайно ткнувшись макушкой Алексу в подбородок, но промолчал. Ровно на минуту.
- Нет, я этого не понимаю...
На этот раз его голос звучал скорее устало, чем рассержено, но все еще чувствовалась тревога и досада, прикрытая легкой интонацией злости.
Я никогда не спрашиваем себя, почему в этом море людей мне понравился именно Женя. Наверное, есть что-то, что никогда не меняется, всегда оставаясь неизменным. Именно то, что определяют небеса, обычно оставаясь глухими к нашим вопросам и извечному миллиону разных «почему?».
Втянув носом легкий весенний запах мягких волос Жени, я лишь сильнее прижал его к себе и только тогда произнес:
- Знаешь, просто не всем нравится, когда тебе в лицо дают очевидный ответ на вопрос, мучивший так долго. Некоторым надо понять это самим, не пользуясь чьей-либо подсказкой.
Большие синие глаза на секунду останавливаются на мне, а потом Женя снова отворачивается, внимательно следя взглядом за парой на берегу.
- Да он бы сам никогда не додумался...
Едва разборчиво бурчит он себе под нос, а потом нетерпеливо и резко вздрагивает, едва ли не подпрыгивая на месте.
- Эй, что он делает?!
Проследив за неверяще распахнутыми глазами, я увидел как Дима опускается на песок и кладет голову на колени Саши, но их лица, даже при всем желании, с такого расстояния никак нельзя было разглядеть.
- Но вот видишь, все хорошо, а ты только зря волновался, – произнес я с самого себя удивившим облегчением, потому что зная Диму столько лет, совсем не был уверен в хорошем исходе для них обоих. – Ты куда?
Пытаюсь удержать Женю, который неловко выкарабкивается из моих рук, с явным намерением все-таки вмешаться.
- Я должен посмотреть поближе! Убедиться, что этот негодяй не задумал очередной пакости...
Похоже, не только я один не могу поверить в счастливое завершение столь плачевно начавшейся истории. Отпустить сейчас Женю, это значит почти наверняка перечеркнуть наметившуюся было точку и поставить запятую, а то и многоточие при всем желании. Но тут Женя снова замирает и от столь резкого смещения позиций мы оба почти что теряем равновесие.
- Что...
Отфыркиваясь от его волос и негромко чертыхаясь сквозь зубы, я уже готов, особо не церемонясь, схватить Женю в охапку и утащить от греха подальше, когда взгляд останавливается на Саше. С ласковой улыбкой, он осторожно, самыми кончиками пальцев продолжая гладить Димины волосы, накрывает его пледом, укрывая от любопытства редких, спешащих мимо прохожих. И я тоже больше не могу прятать улыбку, которая становится все шире.
- А что?...
Женя любопытно подается вперед, облокачиваясь на мои, продолжающие его удерживать, руки, но уже через секунду раздается его недовольный крик.
- Эй, так не честно!
Возмущенно вопит он, пытаясь выглянуть из-за моих ладоней, надежно закрывающих ему глаза, на что я, смеясь и наклоняясь к его маленькому ушку, нежно целую мочку, убрав губами случайную прядь, и невинно шепчу:
- Есть такие вещи, которые никто не должен видеть...



Конец.

(p.s.Кстати, не знаю заметили вы или нет, но герои Алекс и Женя уже знакомы нам по истории "Не уходи...")

 

Продолжение от 26.08.2009/завершен...