Выключив ноутбук и устало потерев глаза, я снял очки, чтобы аккуратненько положить их в футляр, и только после этого взглянул на время. Полночь. Блин, кажись я засиделся... Опять эти проекты, отнимающие так много времени. Я зевнул как можно шире, пока предупреждающе не щелкнула челюсть, потом еще раз зевнул, уже поскромнее, и забрался в кровать. День выдался тяжелый, так что в сон клонило со страшной силой. Вцепившись в маленького коричневого мишку, с которым я спал сколько себя помню, я уже собрался отойти в мир иной... то есть закрыть глаза, как на ум пришла мысль – я ведь оставил дверь открытой. Тут же послышался скрип и под дверью в полоске света промелькнула тень. Я замер и что есть сил прищурился, потом сощурился, а еще... ну короче, весь обратился в зрение и слух. Коленки предательски задрожали и в горле встал комок... такой противный, что не сглотнуть и даже жарко как-то... душно. И вдруг послышалось вполне отчетливое шебуршание и ковыряние ключом с той стороны двери. Конечно, что в этом особенного, но черт возьми, это была моя дверь!
Вылупившись в темноту, я боялся пошевелиться, и, казалось, вот-вот завоплю что есть силы... только сил как раз таки не было. Мамочки! Если я переживу эту ночь, то обещаю – всегда буду запирать дверь, убирать комнату каждую неделю, мыть посуду сразу же, а не оставлять в раковине и...
Тут мой внутренний монолог был прерван скрипом открывающейся двери и последнее, что я видел, перед тем как провалиться в спасительную темноту, это огромный силуэт в проеме двери.
Тем временем ночной гость приглушенно, не стесняя себя в выражениях, поматерился, налетев на ниоткуда взявшийся стул, потом стянул майку и бухнулся на кровать, только сейчас почувствовав под собой что-то мягкое и, вроде бы, пока живое.
- Какого?...
- Миша?
Совсем тихонько я позвал, стараясь безрезультатно выползти из под его огромной туши. Даже сознание с чувством, с толком и расстановкой потерять не дают...
- Что ты здесь делаешь? – а этот вопрос был явно лишним, потому что от Миши за версту разило алкоголем. Точно, он пьян и перепутал наши комнаты... и этажи заодно. Я попытался ехидненько так ухмыльнуться, но только приглушенно хрюкнул, когда его руки пробрались под пижамную рубашку и потянули вниз резинку штанов.
- Мишааа!
Мне было жутко страшно, а еще... сбывалась моя эротическая мечта. Но все-таки было страшно, поэтому я... замер. Тем временем одна рука продолжила свое движение по груди, а вторая блуждала внизу живота, отчего по всему телу разлилось приятное тепло и я застонал. Внезапно нахлынувшее возбуждение вперемешку со страхом и я уже вообще ничего не помнил – спроси кто-нибудь сейчас мое имя и я не уверен, что смог бы ответить правильно даже с подсказкой и звонком другу, только с губ вместе с прерывистым дыханием срывалось имя «Миша», а потом я и это забыл. Страх перед внутренним одиночеством, страх перед тем, что сейчас происходило, страх перед самим собой и горячие сильные руки по всему телу... Ну разве от этого не возможно сойти с ума и окончательно потеряться?... Тем временем Миша стащил с меня штаны, развел ноги как можно шире и наклонился, шершавым влажным языком вылизывая живот, а я задохнулся и попытался сосчитать до десяти, вспомнить таблицу умножения, полил ли сегодня цветы... было так много важных дел и вопросов, но голова оставалась абсолютно пустой и единственное, на что меня хватало, это вертеться из стороны в строну, чтобы избежать прикосновений и одновременно придвинуться как можно ближе. Закинув ноги Мише на плечи, я руками еще сильнее прижал его голову и прикусил губы, чтобы стонать как можно тише. Положив руку на мою шею, Миша оторвался от живота и притянул меня к себе, чтобы впиться страстным поцелуем в губы. Мне же казалось, что еще чуть-чуть и мой дух покинет это бренное тело, спокойненько так вылетев из ушей. Не знаю, сколько прошло времени, но когда Миша оторвался от меня, мое лицо горело, а губы болели и слегка пощипывали. Внизу живота приятно ныло, и я, широко расркыв глаза, пытался вглядываться в темноту, чтобы увидеть его лицо, но ничего, кроме слабых очертаний носа, глаз и губ.
- Миша?
На всякий случай я решил позвать еще раз, но вместо голоса послышался лишь слабый и неясный шепот, а еще шелест ветра за окном и тишина, тут же разрываемая вспышками молний и ударами грома. Поглаживая и покручивая соски, Мишина рука спустилась вниз и замерла на ягодице, а меня как током ударило. Я вздрогнул и попытался отодвинуться, но Миша обнял меня за талию и притянул к себе. И я сдался - закрыл глаза и старался лишь дышать как можно тише, позорно капитулируя и мысленно выкидывая белый флаг. Все равно он вдрызг пьяный и завтра ничего не вспомнит, а я... что будет со мной? Так хочется тепла, ласки, нежности, пусть и ошибочной, случайной... сейчас я согласен даже на это. Приглушенно всхлипнув, я поддался вперед, пытаясь на ощупь вглядеться и стать хоть на мгновенье живым... нужным, необходимым, единственным, но больше всего на свете я хотел знать только одно - что сейчас отражено в его глазах, когда он смотрит на меня?
Я лежал с закрытыми глазами и учащенно дышал, время от времени взрагивая, чувствуя как внизу живота зарождается знакомое, теплое ощущение, и руки сами потянулись, притягивая к себе.
- Динь, ты уверен? – совершенно трезвый и ровный Мишин голос заглушает даже шум дождя за окном, а потом он приподнимается на локте и, взяв двумя пальцами за подбородок, поворачивает мое лицо к себе. Я же в этот момент судорожно пытаюсь поймать ртом воздух, который почему-то не слишком спешит наполнить легкие, и, в который раз за этот вечер, не лишиться чувств.
- Молчание – знак согласия? – Миша ласково мурлычет мне на ухо и только тут я прихожу в себя и набираюсь вредности, чтобы громко завопить:
- Так ты специально?
Я скорее почувствовал, чем увидел, как он довольно ухмыльнулся. Вот зараза!
- А ты, как я понял, не против? М, Динь?
И не давая мне возможности возразить, Миша настойчиво впивается в мои губы, а у меня нет сил сопротивляться. Впрочем, их не было никогда. Я всегда был слабым, еще и трусом... Но сейчас от этой мысли мне почему-то хорошо.
Дрожу и утыкаюсь носом в Мишину шею, чувствуя, как по подбородку стекает тоненькая струйка слюны, а потом... потом, чтобы хоть как-то притупить боль, которая все равно появляется, даже не смотря на Мишину осторожность, я закрываю глаза и сжимаю ладонями складки одеяла. Правда он меня через каждую секунду спрашивает «Больно ли? Может принести попить? А так не слишком резко? Сколько градусов угол? Еще можно остановиться», так что на последней фразе я его почти готов убить, но сейчас во мне побеждает реципрокный альтруизм, к тому же я так давно хотел узнать какой он на ощупь, как его ощущают там внутри, что... в общем, мне остается только постанывать от удовольствия и подмахивать Мише навстречу, чтобы он наконец-то заткнулся. Его движения становятся сбивчивыми и резкими, и, крепко ухватив меня за ягодицы, он... ну в общем... это... того. Меня же сотрясают судороги оргазма и, дергаясь всем телом и с шумом выдыхая воздух, я следую за ним.
Потом какое-то время, взмыленные и мокрые, мы лежим молча и пытаемся отдышаться. Я первый пытаюсь выкарабкаться из кровати, но запутавшись в одеялах и простыне, «куколкой» бабочки-переростка падаю обратно, тут же придавленный сверху плитой, то есть телом Миши.
- Куда?
- К окну.
- Обещаю взять всю ответственность на себя, так что не надо сводить счеты с жизнью так прозаически.
- Да я...
- Вот и отлично. К тому же мне твое тело, стремящееся превратиться в лепешку на асфальте, еще пригодиться. Ауч!
Со всей силы залепив коленкой наугад, я даже не думал, что попаду прямо в цель. Бинго!
- А вот это ты сделал зря, - обиженным тоном заявляет Миша, после чего начинает заботливо еще сильнее укутывать меня в одеяло - Сам же потом первый страдать будешь. Ишь ты, какой буйный!
От такой наглости я сначала остолбеваю, а потом пытаюсь вопить, но рот тут же затыкается поцелуем, так что все мои протесты превращаются в нечленоразделительное мычание. Отдышавшись, мы какое-то время смотрим друг другу в глаза, а потом Миша медленно наклоняется, и, сделав глубокий вдох, осторожно касается моих губ, плотно прижавшись ртом ко рту, чтобы затем сделать выдох.
- Возвращаем принцессу к жизни, - шутливо поясняет он, а потом уже совсем серьезно добавляет – Ты мне давно нравился, но только утром, получив апельсином по голове, я решил действовать.
- И сильно стукнуло? – флегматично интересуюсь я – Это риторический вопрос.
- Достаточно. По крайней мере больше не буду стоять под апельсиновыми деревьями.
- И выходить на балкон?
- Почему? Решил вот выбрать из двух зол меньшее и наиболее симпатичное, так что...
- Что ты имеешь ввиду? – подозрительно интересуюсь я, сдувая упавшую на глаза каштановую прядь.
- Только то, что пока ты будешь не «над», а «около» меня, мне не придется бояться летающих апельсинов или чего-нибудь потяжелее. Ты ведь когда на прошлой неделе уронил сланец, я еле успел увернуться, да еще сигаретой обжегся.
Громкий чмок в кончик носа ставит точку в нашем разговоре, а заодно и в моих, готовых сорваться с губ, возражениях, но... Я в принципе конечно не против, все-таки счастье привалило, да еще какое. Сам себе завидую, честно. Но перед тем, как закрыть глаза и положить подбородок на Мишину макушку, меня интересует только один вопрос, и, почему-то, сейчас он мне кажется очень важным.
- Миш?...
- М?
- Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает?