Уже поздно. Там, куда я должен прилететь... а здесь рассвет. Небо раскрашивается светло-розовыми золотистыми разводами, пушистая вата персиковых облаков тает на ресницах, а на языке ощущается привкус ванили. Пастель и многогранность оттенков бежевого, лазурь и немножко светлых перистых разводов. Все это с легкостью можно разглядеть в окошко иллюминатора, даже так: это единственное, что можно разглядеть. И сейчас, как никогда за эти три года, я возвращаюсь в прошлое... или это просто клонит в сон, но воспоминания уже не кажутся такими далекими, перелиснутой страницей из прошлой жизни или прошлогодней рождественской открыткой. Напротив, мне кажется, что все это я пережил только вчера...

Это был выпускной класс. Двенадцатый. И если раньше я был уверен в том, что что-то обязательно должно измениться, то теперь, по прошествии месяца учебы, я влился в привычный уклад жизни, которая у меня была, сколько себя помню. Все однообразно, просто и легко исчисляемо, даже не надо делать никаких расчетов в тетради. Я действительно думал, что все будет по-другому... но все, что могло произойти, не случилось даже с приходом новичков после девятого, и то, что от старого класса осталась только половина, даже это не разбавило прежнюю однообразную жизнь, разве только ее внешнюю сторону.
Но это все мысли, мои ожидания и надежды... На самом деле я совершенно обыкновенный, поэтому не думаю, что на моем описании следует заострять особое внимание. Даже по учебе я никогда не был лучшим в школе, разве только лучшим в классе, что соответственно и заставляло остальных относиться ко мне с неприязнью и легким пренебрежением. Сказать, что я от этого страдал? Да, наверное, потому что слишком тяжело было отказаться от своих иллюзий, каких-то детских представлений, что все должно быть именно так, а не иначе. Ведь нас с детства учат тому, что правильно, а что нет. Тому, что у каждого, даже самого замкнутого человека, есть хотя бы один лучший друг, тому что надо быть честным, порядочным, всегда поступать правильно и по зову сердца... Тому, чем так остро контрастирует настоящая жизнь, превращая тебя не в героя, а неудачника. Может быть именно поэтому я был так уязвим в тот момент... Это сейчас, по прошествии трех лет, я принял себя таким, какой я есть и даже почти смирился с тем, что себя не переделать, а тогда... тогда не проходило и дня, чтобы я не задавался вопросом: чем я хуже и как стать лучше? Но, как говорилось в одном фильме, случайно подсмотренным на экране телевизора в отделе бытовой техники, будь поосторожнее с желаниями - они иногда сбываются. Боже, что делать, когда мечты сбываются? И почему счастье обладания мечтой так отличается от того счастья, когда эта мечта сбывается? Может быть мы просто не знаем, что дальше...
Арсений. Он ненавидел свое имя и был единственным сыном уже пожилого директора нашей школы, а от этого таким желанным и избалованным. Хотя, не мне судить о поведении и образе жизни таких как Арсений. Я часто думал о том, что будь я на его месте, с его внешностью, харизмой и деньгами... каким бы тогда был я сам? Правда, это глупо? Но тогда я еще пытался оправдывать все, что бы он не делал. Не знаю, где я этому научился, может быть в тех же самых книжках, где говорилось об обязательном "лучшем друге"... и о том, что тот человек, кто причиняет нам много боли, может делать это совсем неосознанно, своей любовью искупляя любую вину. А может быть это была не наивность, а чистой воды идиотизм. Да, наверное именно так и было, но факт остается фактом - он перешел к нам в класс в середине семестра из какой-то престижной частной школы. Опять же, причины его перевода были покрыты мраком и тайной, а учителя лишь успешно и весьма нейтрально отмалчивались на заинтересованные вопросы класса. Но уже совсем скоро никому не надо было больше гадать, стоило увидеть самого виновника всего этого поднявшегося переполоха и слухов.
Сказать о том, что он был сволочью? Даже как-то странно, может быть именно потому, что вся тщательно построенная схема, до этого никогда не срабатывавшая, здесь оказалась права. Он был не только сволочью, но и самым большим ублюдком, которого я когда-либо знал. С того самого первого раза, когда на переменке перед вторым уроком (первый он конечно же пропустил) он стоял в окружении толпы на лестнице и курил, наплевав на то, что его в любой момент мог увидеть кто-нибудь из дежуривших учителей. Но это только еще больше добавляло ему восхищения и подобострастия в глазах окружающих, ведь так легко, когда внутри ничего из себя не представляешь, оставаться идеальным снаружи. Как-раз поднимаясь по лестнице на нужный этаж, я почувствовал как к горлу подступила тошнота, но это было не что иное как страх и осознание того, что сейчас все начнется... что я очень часто где-то далеко в будущем буду вспоминать этот самый момент, тысяча раз прокручивая сознание как пленку и надеясь, что хотя бы в мыслях все еще можно изменить, переиграть. Но тогда я просто шел вперед, переставляя ноги и преодолевая ступеньку за ступенькой, чтобы поднять голову и встретиться с ним взглядом. Видит Бог, сколько раз до этого я мечтал о том, чтобы "с первого взгляда", просто чтобы это существовало, когда ты можешь заглянуть на самое дно, где отражается чужая душа. И почти испытал облегчение, когда его взгляд остался таким же пустым и бесстрастным, тихо выдохнул воздух из легких и подумал о том, что еще одного гонения я бы просто не выдержал. Но я тогда не заметил чуть приподнявшихся уголков губ, в которых было хищное предвкушение охотника, напавшего на след.
С того самого дня прошла неделя и я даже иногда ловил себя на мысли, что не так уж и плохо, что теперь в нашем классе есть он. Не проходило и урока, чтобы Арсений не выкидывал какой-нибудь очередной фокус, препираясь с учителями под всеобщее гоготание класса или просто очередную гадость. Для меня все это было странно, непривычно, а когда он похвалил бусы нашей учительницы по Искусствоведению, а потом отвернувшись, и не понижая голоса так, чтобы она могла услышать, сказал, что видел такие на бомжах в Париже, я почувствовал, что опять подступила к горлу эта привычная тошнота, просто потому что он неправ... я не знал, почему так остро на все это реагирую и действительно ли мне обидно за учительницу или просто за него... Я так хотел, чтобы он был лучше, лучше всего того показушничества и цирка, что устраивал в классе, но в коридорах я все чаще видел, как на виду у всех с ним приглушенно разговаривает отец, о чем-то зло споря.
Слишком много эмоций, от которых я тогда разрывался, что неотвратимо манило и от чего так хотелось убежать. А потом я возненавидел каждый день в школе, когда он по-настоящему обратил на меня свое внимание. Не проходило не то, что урока, но даже получаса, чтобы он не цеплялся и не придумывал очередной каламбур с обязательным моим в нем участием. Помню как один раз, не выдержав, я выбежал в коридор и поднялся на третий этаж, где около окна с силой закусил предательски подрагивающую нижнюю губу и старался сосчитать, сколько еще дней осталось до выпускного. Но к концу учебного года он все реже стал появляться в школе и тогда я сам себя ненавидел за то, что мне чего-то не хватало. Как собака Павлова или аквариумные рыбки, я вздрагивал на каждый звук и вертел головой, почти готовый к тому, что вот сейчас он войдет в класс. И это странное горькое разочарование... Такой маленький, но достаточный повод для того, чтобы себя ненавидеть и презирать. Это сейчас все эти слова и эмоции мне кажутся слишком сильными, но тогда... тогда это было то, что я чувствовал.

Можно сколько угодно раз утверждать, что так не бывает, но это случилось, а значит ничего уже не изменить. Задержавшись в школе допоздна на каком-то факультативе, я зашел в туалет, который по началу показался пустым из-за вечно сломанного выключателя, но знакомый голос от приоткрытого окна тут же в этом переубедил.
- Какого хрена ты тут шляешься? - чуть раздраженно, почти тихо, но этого хватило, чтобы я вздрогнул и нечаянно залил штаны. Это сейчас я понимаю, что он это сделал специально, но тогда мне было ужасно стыдно и неловко, а значит я не мог увидеть даже самого элементарного подвоха.
- Арс?
Конечно же я его узнал, и тут же почувствовал горьковатый запах сигарет, поэтому не составляло большого труда догадаться, чем он здесь занимался.
- Ути-пути, какие мы неаккуратные. С двумя "к" пишется, с одним произносится. - и он фыркнул, а я просто стоял и пытался рассмотреть в темноте его лицо, но падающего из окна искусственного света фонаря было недостаточно. Мне в ту минуту даже в голову не пришло, что я стою с расстегнутыми штанами и нелепей ситуации просто представить невозможно, из-за чего я не раз кусал подушку после, задерживая дыхание и сгорая от стыда.
- Мастурбировать на меня что ли будешь? - вполне отчетливый смешок и только тут я опомнился, потянулся, чтобы застегнуть молнию, но сильная рука вцепилась в запястье, заставив замереть на месте и почти наверняка оставляя на коже следы.
- Арс... - в который раз я скорее выдохнул, даже сам не понимая с какой интонацией и зачем повторяю это имя, но тут его пальцы коснулись моего члена и все поплыло перед глазами. Коленки подогнулись и в тот момент я бы наверняка упал, если бы он не прижал меня к ледяной плитке стены, удерживая на ногах. Сердце стучало в ушах как бешеное и посторонние звуки ушли на второй план. Мне даже в голову не пришло, что я могу его оттолкнуть, закричать, просто попросить не делать этого.
Пальцы, как бы раздумывая, прошлись по всей длине, задержавшись на головке. Мое сердце замерло, а Арс, удерживая меня перед собой за плечи, не смог подавить издевательскую улыбку.
- Ты что, пидор? - наигранно удивленно спросил он, а у меня все внутри оборвалось, потому что я наконец смог кристально ясно увидеть всю эту ситуацию со стороны. Каким жалким и смешным я должен был быть в его глазах. Странно, но тогда у меня не возникло вопроса, почему он это сделал, как всегда я заметил лишь свою оплошность, только свое прерывистое дыхание, в то время как Арс оставался совершенно невозмутимым.
- Свободен. - коротко бросил он, сделав шаг назад, а я почувствовал холод и растерянность, готовый вот-вот заплакать. Глупо, мне восемнадцать и то, что сейчас произошло... это только моя вина.

После того случая Арсений вел себя как ни в чем не бывало и даже взглядом или намеком не показал, что что-то подобное могло произойти. А я просто каждый раз был готов провалиться сквозь землю, только бы этого никогда не было. Но чем отчаяннее я старался притвориться, что все как прежде, тем отчетливее ощущал, что этого "прежде" больше не будет никогда. У него же это получалось отлично, быть может потому, что не имело никакого значения, и иногда мне действительно начинало казаться, что все это было лишь сном, неудачной шуткой воображения. Я каждый день просиживал допоздна с учебниками, только бы сосредоточить все свое внимание на учебе. Даже учителя отметили мой растрепанный и рассеянный вид, покрасневшие от недосыпа глаза и болезненную бледность, но в такие моменты я лишь мысленно напрягался и внутренне сжимался, стараясь стать совсем незаметным. И как мантру повторял про себя: Пожалуйста, хватит. Сидеть посреди класса за первой партой, каждой клеточкой спины чувствовать его взгляд и слушать участливые расспросы учителей: Все ли хорошо дома? Не заболел ли я? Это была пытка, но как оказалось, все только начиналось...
Жизнь диалектична, вот почему она нелогична и никогда нельзя предсказать наперед, что произойдет дальше. Эта его тактика, она была вполне логичной, но тогда для меня это была лишь беспорядочная череда событий, никак не связанных между собой. Поэтому я не задумывался над тем, что короткие моменты затишья обязательно и всегда внезапно чередуются с тем, что и является причиной страха.
Был уже вечер, когда в квартире раздался дверной звонок. Родителей не было дома и должны они были вернуться не раньше полуночи, поэтому я слегка удивился, не представляя, кого могло принести в такой довольно поздний час. Простое объяснение - ошиблись дверью или случайно вместо кнопки вызова лифта нажали на звонок, как было до этого не раз. И если честно, то как раз за час до этого я пытался готовиться к выпускному экзамену, но мысли о том, что почти месяц назад произошло в туалете, не давали мне покоя. Поэтому я залез в интернет, пытаясь отвлечься и найти, чем бы себя занять, как по одному из баннеров на музыкальном сайте забрел в библиотеку эротических рассказов. Сейчас, оглядываясь на эти события с теперешнего своего положения, мне хотелось бы назвать это судьбой или тем, что все равно должно было произойти. Как нечто неминуемое, обязательной галочкой проставленное в нашей судьбе, но тогда я даже не подумал свернуть окошко, а просто помчался к двери, уверенный в том, что через пару секунд вернусь обратно.
- Кто там?
- Там кто. - насмешливо передразнили из-за двери, а я почувствовал как заболел живот и подкосились ноги. Знаю, сейчас я знаю, что это ненормальная реакция, но тогда я даже не задумывался, почему именно испытываю эти чувства и что они значат. Просто от знакомого низкого голоса по телу пробежали мурашки и все мысли вылетели из головы. Помню только одно: мне в который раз не хотелось показаться глупым и нелепым, именно поэтому я почти бессознательно повернул ключ и открыл дверь, даже не догадавшись включить свет в прихожей.
Это ожидание, оно растянулось слишком долго. Я ждал, пока он хоть что-нибудь скажет или войдет в квартиру, чувствуя, как по открытым рукам пробегает сквозняк. Но как и тогда в туалете, мне не было видно его лица и только странное чувство, как будто это все уже было и я опять ничего не могу изменить, наступая на одни и те же грабли.
- Арс?
Это точно уже было. Он делает шаг вперед, сам закрывает за собой дверь, а я все так же продолжаю стоять истуканом посреди дороги и мешаю ему пройти.
- Что, дальше коридора вход воспрещен?... И никак?... Совсем? - он опять специально издевается, выжидая когда я только открою рот, чтобы ответить на один вопрос, после чего сразу же задает следующий. Во мне не было ни злости, ни раздражения, только растерянность. Может быть именно поэтому он меня и выбрал. Я сделал шаг в сторону, пропуская его вперед, в глубь квартиры, и только когда в комнате раздался удивленный свист, опрометью бросился обратно. Уже на пороге мне показалось, что земля уходит из под ног и весь мир переворачивается вверх дном, когда я увидел Арсения, склонившегося на монитором компьютера. Прошла пара бесконечный минут, прежде чем он оторвался от экрана и повернулся ко мне, преувеличенно изумленно округляя глаза.
- Тоша?
Но на долгий каламбур его не хватило, потому что его глаза вдруг стали совершенно холодными и бесстрастными.
- Иди сюда. - опять этот приказ в голосе и я почему-то иду, просто для того, чтобы хоть что-нибудь делать. Как игрушечный робот, не способный сделать движения без заведшей его руки. Удивительная пустота в голове, но это скорее по привычке, ведь я просто не могу думать, не могу быть посторонним наблюдателем, когда он рядом. Может быть когда-нибудь потом, в будущем, я еще не раз буду прокручивать эту сцену в голове и представлять, что бы я мог сказать или сделать по-другому. А быть может никогда и не сделал бы, будь у меня хоть тысяча попыток.
Арсений протягивает руку и за шею привлекает меня еще ближе, как-то напряженно вглядываясь в лицо, будто он уже принял какое-то решение и сейчас просто сверяется с данными показателя. Сколько раз я пытался расшифровать его лицо, интонацию, взгляд и думал, думал, думал, почему все так отчетливо просто в книжках, фильмах, но так тяжело в действительности. Еще одна граница, отделяющая и разделяющая вымысел от реальности.
Он все так же не отрывая взгляда берет меня за руку и тянет к стулу, на который садится и не спеша растегивает ширинку, а я так и остаюсь стоять.
- На колени. Открой рот. Ближе. - он отдает приказания ровным четким голосом, а я нахожусь как в тумане, не способный понять или просто до конца поверить в то, что сейчас происходит. Но он специально не отпускает взглядом, чтобы у меня не было возможности повернуть назад, избежать, отказаться... подумать. Пока я смотрю в его глаза, я буду делать так, как он скажет. Можно ли объяснить это? Или только пережить.
Напряженная полуоткрытая влажная головка члена с капелькой смазки на кончике. Он не заставляет меня, не торопит, просто я сам открыл рот и коснулся губами его члена. Арсений вздрогнул, и его головка скользнула мне в рот.
- Обхвати его губами и поласкай языком.
Очень медленно, как будто в замедленном фильме, я сделал так, как он просил и почувствовал солоноватый вкус. Затем я провел языком по бороздке, окружающей головку, легонько сжал ее губами и нащупал отверстие на конце. С покрасневшим от задержки дыхания лицом, с увлажнившимися глазами, попытался делать поступательные движения, стараясь как можно глубже заглотить член. В тот момент я не думал правильно это или нет, просто старался доставить Арсению как можно больше удовольствия. Но когда я почувствовал, что конец члена стал упираться в заднюю стенку горла, то закашлялся, неуклюже сползая на пол. Закрывая рот руками, я пытался выровнять дыхание и справиться со страхом, внезапным осознанием того, что сейчас происходило. Это трудно объяснить, но я действительно хотел быть с ним, даже просто так, как он этого захочет. Все сделать для него и почувствовать себя нужным... Но почему-то внутри была лишь пустота и какая-то странная обреченность, что все напрасно... неправильно и прежде всего зря.
Арсений встал со стула и опрокинул меня на пол, наваливаясь сверху. Я чувствовал влажный член, упирающийся в мой оголенный живот, горячее дыхание на своем лице, но мне не хватало смелости оттолкнуть... или хотя бы открыть глаза, чтобы встретить его взгляд. Я просто замер, что есть сил зажмурившись, и стараясь не думать о том, что будет дальше. Что вообще будет это "дальше"... Хотелось плакать, вырываться, кричать и в то же время прижать его к себе как можно крепче.
Арсений тем временем продолжал двигаться вверх-вниз, пока я не почувствовал как он неровно задышал, и по животу вместе с теплом растеклось что-то липкое. Мы еще лежали несколько минут, потом он встал и принес салфетки, вытер ими мой живот, а я все так же продолжал лежать, не решаясь открыть глаза. Было ужасно стыдно, но больше всего тогда я боялся неизвестности. Того, что он просто встанет и уйдет или того, что будет завтра, через день... дальше.
- Антон. - он позвал меня, наклонившись к самому лицу, а я был слишком изумлен, поэтому почти сразу же испуганно распахнул глаза. - Я все равно трахну тебя. И у тебя есть только два варианта: либо это будет очень больно, либо ты уже сейчас начнешь готовиться. Понятно?
На мой ничего не понимающий взгляд он ответил легкой полуулыбкой, после чего засунул мне в рот два пальца и стал водить взад в перед.
- Оближи. Да, молодец... Только не свисти. - усмехнувшись, добавил он, вынимая пальцы и проводя ими вниз по подбородку. Затем его рука нырнула под резинку штанов и оказалась между моих ягодиц. Я почувствовал, как подушечка пальца стала поглаживать колечко ануса, после чего он помассировал тугие мышцы и с легким нажатием попытался ввести палец внутрь, а я дернулся, потому что если до этого была странная прострация и я как бы со стороны наблюдал за его действиями, то теперь, почувствовав тупую саднящую боль, попытался увернуться и избежать прикосновения. Но Арсений, почувствовав мое сопротивление, специально резко ввел весь палец внутрь. - Нет! - попытался я закричать, но услышал лишь свой слабый болезненный стон. В голове все перемешалось и помутилось, я стонал и извивался под ним. Мне было больно, стыдно, в сознании будто туман рассеивался. Накатила волна внезапного необъяснимого липкого ужаса, заставив вырываться изо всех сил. Арсений не стал меня удерживать, быстро поднялся на ноги и направился в прихожую. На мгновение, как-будто задумавшись, он остановился на пороге и повернулся ко мне, все еще лежащему на полу.
- Для тебя же лучше, если ты подготовишься.
После чего его шаги затихли в коридоре и раздался звук закрываемой входной двери.
Не знаю, сколько я так пролежал, чувствуя на лице прохладу бегущих вниз прозрачных дорожек слез. Скоро должны были прийти родители и мне надо было заставить себя встать, дойти до ванной, но от волнения сильно тряслись руки и ноги, и я боялся, что сейчас упаду. Кое-как цепляясь за мебель и стены, я все-таки дошел до комнаты, но мне не хватило всего одного шага, чтобы переступить порог, и я сполз вниз, пряча лицо в ладонях. Перед глазами все давно плыло и размывалось, низ спины отдавался неприятным жжением. Плечи беззвучно тряслись от сдерживаемый всхлипов и было очень больно, но не физически. У меня было ощущение падения, того, что я испачкался и потерял что-то очень важное. А еще жалость, от которой было в сто раз невыносимее. Страшно и холодно. И непреодолимое ощущение того, что из меня вытащили очень важную шестеренку и теперь механизм работает неправильно, и все, что осталось, это чувство ликующей внутри пустоты.

Моя жизнь, она не могла уже быть прежней. Не проходило и дня, чтобы я не думал о том, что хочу умереть. Но это желание... оно было слишком далеким и неясным, чтобы оформиться во что-то более конкретное. Во всем остальном... на внешней поверхности жизнь шла привычной чередой. Все готовились к выпускным экзаменам, учителя постоянно повторяли, что от результатов зависит наше будущее и возможность поступить в выбранный университет. Обо мне же почти никто не вспоминал. Видя мое состояние, преподаватели перестали вызывать меня на уроках, да и класс, в суматохе предстоящих событий, не сильно акцентировал внимание на том, пустует ли сегодня первая парта или нет. Как это не странно, но сейчас, когда открывалась заманчивая перспектива будущего и новых впечатлений, еще больше ощущалась обособленность каждого из них, да в принципе наш класс никогда и не был дружным. Для меня же дни тянулись невыносимо медленно, после сливаясь сплошной вязкой чередой так, что я не мог отличить один от другого. Арсений вообще забил на школу и за все пару недель я его видел от силы раза два. Экзамены мы сдавали в разных аудиториях, поэтому я хотя бы был избавлен от этого невыносимого чувства его присутствия рядом, но... была одна вещь, до сих пор, по прошествии всех этих лет, даже сейчас вызывающая во мне жуткий стыд. Я делал так, как он говорил. Просто потому, что он так сказал. Можно было пожаловаться родителям, прогуливать школу, поднялся бы тогда скандал, но... я почему-то был уверен, что это все напрасно, только лишний стыд и беспокойство для родителей. Верил ли я тогда, что он действительно осуществит свою угрозу? Не знаю. Были дни, когда я запирался в комнате и забирался под одеяло, стараясь унять липкую дрожь по всему телу и чувство чего-то неправильного. Мне грустно сейчас вспоминать, насколько взрослым я тогда себя считал, и верил, что смогу справиться со всеми проблемами сам. Три года... это совсем немного, но меняемся не только мы, меняется время, и испытания. С нашим мнимым взрослением они тоже взрослеют, поэтому все идет по бесконечному замкнутому кругу. Помню только, что ненавидел его. Это было самое сильное чувство, которое я когда-либо испытывал... даже сейчас. Но эта ненависть не была чем-то темным и негативным, скорее просто измученное сознанием и бесконечными сомнениями чувство привязанности, любви... Сейчас я понимаю, что любил его. Только поэтому я позволял ему делать все то, что он захочет. Не страх, не элементарный интерес. Не это заставляло меня каждый вечер перед сном закрываться в ванной с ручкой или карандашом... Я как-будто переступал невидимую черту, но старался не задумываться над тем, что будет дальше и можно ли хоть что-то теперь изменить. Эти последние недели проходили как в тумане и я уже почти свыкся с соленым привкусом на губах.
Даже сейчас мне больно. Такое глупое и совершенно детское желание быть для него... Вялая апатия, болезненное ожидание. Мне кажется, что больше никогда я не смогу так переступить через себя, отказаться от прежней жизни даже не зная, получу ли взамен нечто хоть на половину настолько же важное и ценное, равносильное обмену. По сравнению с тем адом, все двенадцать лет школьной жизни казались чем-то незначительным, промелькнувшим за каких-то несколько минут. Но я был уверен только в одном - этого больше никогда не повторится.

Необычно дружелюбные улыбки одноклассников, дискотечный свет и запах дыма. В ушах оглушительное биение ритма музыки и я стою, прислонившись спиной к стене около окна, потому что свободных мест не осталось и все стулья в конце зала, выставленные неровным рядом, заняты. Только сейчас я понимаю, что устал... невыносимо, непередаваемо, и эти дни кажутся бесконечными годами. Сначала мы пили в классе шампанское с тортом и отмечали окончание школы, потом началась дискотека. Пара человек осталась в классе, другие слиняли домой, ну а остальные пошли веселиться в зал. Меня бы не было здесь, если бы не Арсений. Он так и не появился, и я как мог оттягивал момент, чтобы пойти домой. Завтра утром мы отправлялись с родителями в поездку, специально организованную ими как подарок к окончанию школы. А после... после у меня должна была начаться новая жизнь, ничем не омраченная, во всех смыслах "новая".
Глаза то и дело закрывались и я с большим трудом заставлял себя следить за входом в зал, то и дело уплывая сознанием куда-то очень далеко, в черную беспокойную темноту без снов и образов. Боже, как я устал...
Из полудрема меня вывело внезапное как удар ощущение, током пронзившее затылок, и я тут же поднял глаза, чтобы забыть о том, как надо дышать, следить за своим лицом и отражавшимися на нем эмоциями. Он даже не стал заходить, просто за секунду до того, как наши взгляды встретились, развернулся и вышел из зала. Я же стоял в каком-то пустом оцепенении, не в силах сделать и шага. Мне казалось, что еще чуть-чуть и я потеряю сознание, настолько сильные эмоции овладели мной. А еще было очень больно - снаружи, внутри... повсюду. В этот момент не существовало никаких мыслей, только чужая воля и не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сделал шаг и стал пробираться к выходу между танцующими потными телами. Меня задевали плечами, толкали, наступали на ноги, но я ничего этого не замечал, слепо как загипнотизированный идя к прямоугольнику темной двери.
Когда я оказался снаружи, то так же машинально пошел к туалету на третьем этаже. Я просто знал, что мне надо идти именно туда, где все это началось. В сознании промелькнула запоздавшая мысль, что там сейчас все закрыто, да и должна дежурить пара учителей, но мне было все равно. Мне уже давно все равно. Забавно, как мало я думал в то время. Я ни разу не задался вопросом, почему так происходит, могу ли я хоть что-то изменить, зачем все это?...
- Ты долго.
Вздрагиваю и почти готов заплакать, потому что только сейчас понимаю, как сильно я соскучился по этому голосу. Но я лишь утвердительно киваю и делаю шаг навстречу, в то время как Арсений спрыгивает с подоконника и первый направляется к кабинкам. Он останавливается около одной из них и ждет, когда я подойду, чтобы легко толкнуть меня в спину и вот мы оказываемся внутри. Самое лучшее и правильное, что я мог тогда сделать, это просто не думать. Совсем. Ведь до этого у меня это так хорошо получалось. О том, чтобы не чувствовать не могло быть и речи, потому что чувствовать все-таки придется в силу тех обстоятельств, что привели меня сюда.
Арсений расстегивает молнию брюк, его пальцы смыкаются на моем вялом члене, и он начинает не спеша водить рукой вверх-вниз, почти причиняя боль. Я лишь с силой сжимаю зубы и откидываю голову назад, упираясь затылком в треснутую светло-голубую плитку. Все так же не останавливаясь, Арсений начинает тереть верхушку головки о ладонь другой руки, а я чувствую, как подкашиваются ноги и неожиданно что есть сил вцепляюсь в его плечи, пытаясь удержать равновесие.
- Не надо... Пожалуйста.
Почему я решил, что он будет меня слушать? Ведь он всегда делает только так, как хочется ему самому, и этот раз не стал исключением. Арсений продолжал дрочить мой член, а у меня кружилась голова от ужасной слабости. Не было больше сил и тепло, разливающееся вместе с дрожью по всему телу, совсем не грело, выматывая еще больше. Но я был настолько измучен, что мне стало совершенно все равно. Я просто закрыл глаза и вернулся в реальность только когда Арсений внезапно отстранился. Непонимающе моргая, я уставился в полумрак, пытаясь понять в чем дело.
- Тоша. - тихий голос заставил вздрогнуть, словно от ушата холодной воды. До боли и рези в глазах я вглядывался в лицо Арсения, в то время как он, все так же не отрывая взгляда, начал расстегивает брюки. Кажется тогда я все-таки не удержался от горькой усмешки, неприятно кольнувшей где-то глубоко внутри. Я ведь знал, знал... но почему тогда так больно?
Но в следующее мгновение весь мой мир рушится, потому что Арсений спускает джинсы до колен и поворачивается ко мне спиной, потянув за руку и прижимая к себе. Он опирается лбом на согнутую в локте правую руку, слегка прогибаясь назад, а я стою совершенно ошеломленный, не понимая, что происходит, боясь поверить в возможность происходящего...
- Давай. - видя мою нерешительность, он продолжает достаточно издевательски, чтобы я захотел его ударить - Разве не об этом ты так долго мечтал?
Но внезапная вспышка злости проходит так же внезапно, как и началась. Я не понимаю его и от этого мне во много раз больнее. Боже, я прошел через все это, чтобы быть хоть чуточку к нему ближе, хотел стать чем-то важным, нужным... А это все была просто игра, издевательство... Его сволочная улыбка стирается с губ так же внезапно, как я начинаю плакать, пытаясь неуклюже вытереть слезы кулаком, но только еще больше размазывая их по лицу. Зачем? Почему? За что?
Медленно сползаю на пол, совершенно не думая о том, насколько здесь грязно, среди валяющихся бумажек и размытых следов грязи. Мне действительно тошнотворно плохо и кажется, что сердце вот-вот остановится, просто потому, что я не хочу больше жить... дальше жить. И совсем неожиданно его руки, успокаивая, притягивают меня к себе, теплое дыхание на моей щеке. Он не произносит ни одного слова, и мы оба без штанов так и продолжаем сидеть на грязном полу туалета. Глупее и абсурднее этой ситуации сложно себе представить и мне было бы очень смешно, если бы не было так больно. Все еще больно. А потом он касается моих губ и это наш первый поцелуй. И последний.

Снимаю солнечные очки и потираю уставшие, покрасневшие от недосыпа, глаза. Сейчас в городе, в который я вернулся после трех лет отсутствия, двенадцатый час ночи. И меня никто не встречает, потому что я не хотел беспокоить родителей, не сказав им о своем приезде заранее. К тому же я вполне могу взять такси. Но... это не единственная причина. Мне просто надо было немного подумать, прийти в себя, потому что я уже отвык от этой жизни и сейчас у меня такое ощущение, будто я возвращаюсь в прошлое.
Не спеша иду в никуда по широкому коридору сонного аэропорта среди потока цифр и стен, и пытаюсь представить свою жизнь, какой она будет дальше. Я закончил институт и не собирался сюда возвращаться, если бы не желание родителей. А мне... наверное, мне сейчас все равно. Ни там, ни здесь, нет ничего важного, что помогло бы мне выбрать. Я просто все еще пытаюсь понять, как пережить то, что было... оставить позади. Нет, меня не тянуло ни к девушкам, ни к парням. За все эти три года я так и не влюбился, в прочем как и не отважился на другого рода "эксперимент". Просто знал, что такого больше не будет, не повторится. Так бывает только раз и только с одним единственным человеком. Теперь, в настоящий момент, для меня самое главное - это захотеть жить, двигаться дальше, а пока мне лишь все равно.
Обветренные губы расплываются в грустной болезненной улыбке, в то время как я пытаюсь вытянуть огромный темно-синий чемодан, большую часть которого занимают различные сувениры родственникам. Сил совсем нет и иногда мне начинает казаться, что все, что было до этого случая - это один и тот же сон, и проснулся я только тогда, так и оставшись в этом состоянии апатичной растерянности. Поэтому я с интересом замираю напротив большого на всю стену зеркала, чтобы рассмотреть песочного цвета плащ, потертые светлые джинсы и простую голубую в белую клетку рубашку. Темно-русые волосы отросли и теперь почти до плеч, на глаза падает длинная бесформенная челка, и мне приходится вскинуть голову, чтобы избавиться от раздражающе-щекотного прикосновения. А потом... потом мир в который раз зашатался и перестал существовать, потому что мне показалось... я боюсь поверить и вновь ошибиться.
Черное пальто, идеальный классический темно-серый костюм, только еще больше подчеркивающий необыкновенный дымчатый цвет его глаз, светлые волосы стильно уложены в короткой новомодной стрижке. Только камушек в левом ухе отсвечивает маленьким солнцем в прямоугольниках зеркал, странно гармонируя с общим видом. В то время как он идет ко мне, я вспоминаю, что я не верю в судьбу, не хочу его знать, и та жизнь, другая, три года назад... она моя.
- Привет. - отстраненная улыбка бывшего одноклассника, но он вроде бы действительно искренне рад меня видеть - Не узнал, Романов?
От этого обращения я едва заметно вздрагиваю, может быть потому, что это что-то совершенно лишнее тут же повисает между нами в воздухе, и я теперь не знаю, как быть... но я отчетливо понимаю, что надо говорить.
- Узнал. Как дела?
Хочется побыстрее отмотать время вперед, чтобы не стоять в этом зале, замерев во внезапно застывшем плотном воздухе.
- Да вот, как видишь. Через час самолет. А ты откуда?
- Из Америки. Учился. - совершенно лишне добавляю я, пытаясь прогнать горькое чувство, уже наглой кошкой устраивающееся в клубочек у меня на груди. Просто потому, что я понимаю - он все забыл. Меня. Для него это ничего не значило, и если до этого я еще мог тешить себя выученными наизусть иллюзиями, нескончаемым множеством "если", то сейчас... наверное именно сейчас мы прощаемся. И уже дома я буду долго смотреть в окно и когда-нибудь пойму то, что я хотел ему сказать.
- Слушай, у тебя есть время? Можем выпить кофе, только в туалет заскочим, окей? - не слушая моего ответа, Арсений тут же разворачивается и уверенным шагом пересекает зал, а я тупо следую за ним, привязанный этой фразой как щенок поводком. Волоча за собой чемодан, я стараюсь взять так любезно предоставленную передышку, попытаться привыкнуть к затянувшемуся отрезку времени, чтобы потом поставить жирную точку. Еще пара минут и я больше никогда не увижу этого человека... самого важного в моей жизни...
Арс, я люблю тебя.

18.04.2009